«Прага не отпускает нас. Ни тебя, ни меня. У этой матушки, – говорит он, трансформируя чешское Maticka Praha, – есть когти. Надо покориться или же… Надо бы поджечь ее с двух концов, поджечь Вышеград и Градчаны – тогда, может быть, удалось бы вырваться. Представь себе этот карнавал!» Как же здорово сказано. Эту заметку, с отрывком из письма Кафки к Поллоку, я создала задолго до того, как собралась лететь в Прагу. Ещё пару лет назад меня заинтриговала его нетривиальность в отношении своего родного города. Писатели и художники всегда искренне восхищались поэтикой Праги. Так почему Франц её так искренне, даже с какой-то долей мистицизма ненавидел и боялся? В этом определённо было что-то, что мне очень хотелось понять.
«Кстати, как насчет Вышеграда? Мы ведь там не были?» – обратилась я к сидевшему на диване с телефоном в руках мужу. На секунду задумавшись, он поднял на меня взгляд: «ну собирайся, надо будет только билеты трамвайные купить. Кстати, там сегодня, вроде потеплело».
Честно говоря, к Вышеграду мы приблизились нескоро. На улице стояла чудесная безветренная погода, так что мы обошлись без трамвая (которым, к слову, уже научились пользоваться безо всяких карт и схем) и решили пройтись пешком. Естественно, мы заходили в каждую готическую или романскую церковь, попадавшуюся нам по пути, разглядывали расписанные статуи святых и заглядывали за оградки маленьких старинных кладбищ с покосившимися простенькими надгробиями. Обсуждая увиденное, мы подошли к небольшому ботаническому саду со стеклянной конструкцией крыши в духе модерна. Модерна в Праге не хотелось совсем, поэтому, пренебрегая вдумчивым созерцанием растительности, мы свернули в ближайшую кафешку, тем самым, провозгласив торжество материи над торжеством духа. В качестве материи, я выбрала пребольшую тарелку сырного супа с пармезаном, о чём, кстати, вовсе не пожалела, потому как настроение моё всегда было прямо пропорционально тому, насколько я была голодна.
Спустя час мы, еле пролезая в дверь, наконец смогли продолжить наш маршрут. По-осеннему быстро начало темнеть и то тут, то там в темноте зажигались черные столбики уличных фонарей. Мы свернули под метромост и в этот момент, как назло, сверху с оглушающим грохотом проехал состав поезда, заставив меня вздрогнуть и подпрыгнуть от неожиданности, а моего мужа посмеяться над этим. Затем мы вышли на мощёную узкую улочку между домов в причудливом стиле архитектуры начала двадцатого века. Пожилая вьетнамка в крошечном магазинчике на первом этаже одного из них, пробила нам два тёплых пива и на сдачу отсыпала металлическими щипцами немного тянучки в маленький прозрачный пакетик. Мигали бледным светом потолочные длинные лампы, внутри было душно и очень тихо. Мы вышли на воздух и, встав у одного из домов, открыли пиво, дёрнув металлические крышки о края цементного ограждения. Я безуспешно тянула зубами не тянущуюся безвкусную тянучку. Дорога к крепости шла под большим наклоном, глядя на неё, муж с тоской вздохнул и мы медленно потащились вверх. «Кстати, я вообще не уверен, что она открыта, поздно же уже» – сказал он. Я закатила глаза и сделала неопределённый жест руками, что-то в духе ужасающей тщетности бытия. Неожиданно, за очередным поворотом улицы показалась невероятной высоты каменная крепостная стена. Мощные прожекторы, искусно замаскированные колючим кустарником, ярко подсвечивали цитадель снизу, создавая резкий контраст между ней и окружающей темнотой ночи. Пройдя немного вперёд, мы подошли к огромным Южным воротам с радушно открытыми кованными створками дверей. В глубине прохода царил мрак и кругом были разбросаны сухие листья. Я безуспешно высматривала что-то, хотя бы отдалённо похожее на кассы. Не было ни души, всё выглядело то ли попросту закрытым, то ли вообще заброшенным.
«Ты точно уверен, что нам туда надо?» – с недоверием сморщив нос, спросила я, глядя в черноту парка, раскинувшегося за воротами крепости.
«Не уверен, но обратно я уже не попрусь. Мы и так долго сюда поднимались. Давай поднимемся по этой лесенке вверх и посмотрим что там наверху» – ответил муж. Ну, в общем, кто я такая, чтобы с ним спорить. Узкая, буквально в один человеческий шаг, лестница вела на вершину холма. Вокруг мрачно шелестели листвой старые деревья. На очередном повороте из темноты выплыл большой деревянный крест. Абсолютно гладкий, безо всяких надписей или табличек, он был просто вертикально вмурован в очередной бетонный пролет дорожки. Жутковатости прибавляли стоящие у его подножия зажжённые лампадки. Скажите мне, пожалуйста, кто зажигает лампадки ночью в пустом парке? Почему-то я вспомнила, как читала старинную чешскую легенду о сотнях рыцарей, обретших вечный покой в холмах Вышеграда и только ждущих великого знамения о том, что пришло их время покинуть свои сырые могилы и встать на защиту своего великого королевства.