— Да-да, миссус, — подтверждает продавщица. — Лук с молоком — лучшее средство. На тебе конфетку, малыш. А это братик твой? И ему тоже конфетку.
— Ой, что вы, не стоило, — ахает мама. — Скажите спасибо, мальчики.
— И лук возьмите для больного малыша, миссус, — говорит продавщица.
— Не могу я заплатить за лук, — вздыхает мама. — Ни пенни при себе нет.
— Я вам его даром отдам, миссус. Не бывало еще такого, чтоб больному ребенку в Лимерике лука не дали. И перца щепотку положить не забудьте. Есть он у вас?
— Нету, но я куплю на днях.
— Тогда вот вам перец, миссус, и соли немножко. Уж приготовьте малышу самое лучшее лекарство.
— Благослови вас Господь, — говорит мама; в глазах у нее слезы.
Папа ходит взад-вперед с Оливером на руках. Юджин играет на полу с кастрюлей и ложкой.
— Лук принесла? — спрашивает папа.
— Принесла, — отвечает мама. — И лук, и уголь, и чем огонь разжечь.
— Я знал, что принесешь, — говорит папа. — Я молился святому Иуде. Мой любимый святой, покровитель отчаявшихся.
— Это я раздобыла лук и уголь, а не твой Иуда.
— Не надо было с дороги собирать, как нищенка, — укоряет ее папа. — Мальчикам плохой пример подаешь.
— Ну тогда послал бы своего святого Иуду на Док-роуд.
— Я есть хочу, — ноет Мэйлахи.
Я тоже хочу есть, но мама говорит, сначала надо сварить лук для Оливера.
Она разжигает огонь в камине, разрезает луковицу пополам, бросает одну половинку в кипящее молоко, добавляет немного масла и перца. Потом усаживает Оливера к себе на колени и пытается напоить его отваром, но Оливер отворачивается и смотрит в огонь.
— Ну же, миленький, давай, пей, — уговаривает мама. — Вырастешь большим и сильным.
Оливер сжимает губы. Мама отставляет кастрюльку, качает Оливера, а когда он засыпает, кладет его на постель, и велит нам не шуметь, а не то она не знает что с нами сделает. Потом мелко режет оставшуюся половинку луковицы и обжаривает ее в масле с кусочками хлеба. Мы сидим на полу у камина, едим жареный хлеб и пьем ужасно сладкий чай из стеклянных банок.
— Огонь так разгорелся, — говорит мама, — что лампу можно выключить, все равно пока на газ денег нет.
В комнате становится тепло; языки пламени в камине похожи то лица, то на горы и долины, то на скачущих зверей. Юджин засыпает на полу, и папа переносит его на постель к Оливеру. Мама ставит кастрюльку с луком на каминную полку, чтоб ни одна мышь или крыса не добралась. Говорит, что совсем умаялась за день: сначала Общество Святого Викентия, потом лавка миссис Макграт, уголь на дороге, а теперь Оливер лук не ест, и если завтра будет так же, придется к доктору идти, так что сейчас она идет спать.
Мы все ложимся, и если иногда блоха куснет, я не обращаю внимания — в постели так тепло вшестером, и мне нравится смотреть, как отблески огня пляшут на стенах и на потолке, и комната становится то красной, то черной, то снова красной и черной, а потом, постепенно, черно-белой, и слышно только, как Оливер всхлипывает и ворочается на руках у мамы.
Утром папа разводит огонь, ставит чай, нарезает хлеб. Папа уже одет и просит маму собраться поскорее.
— Фрэнсис, — говорит мне папа. — Твой братик Оливер заболел, мы отвезем его в больницу. Будь умницей и посиди с братиками, а мы скоро вернемся.
— Сахара много не ешьте, — предупреждает мама. — Мы не миллионеры.
Мама берет Оливера на руки, кутает его в пальто, а Юджин стоит рядом с кроватью и хнычет:
— Хочу Олли. Играть с Олли.
— Олли скоро вернется, — обещает мама. — Пока играй с Мэйлахи и Фрэнком.
— Олли, Олли, хочу Олли.
Он провожает Оливера взглядом, а потом садится на кровать и смотрит в окно.
— Джини, Джини, — зовет его Мэйлахи. — У нас есть хлеб и чай. Хлеб с сахарком будешь, Джини?
Юджин мотает головой и отталкивает руку Мэйлахи с хлебом. Потом переползает на постель, туда, где спали Оливер с мамой, и глядит в окно.
На пороге стоит бабушка.
— Говорят, ваши отец с матерью неслись по Генри-стрит с ребенком на руках. Куда это они?
— Оливер заболел, — поясняю я. — Лук вареный в молоке не ест.
— Чего-чего ты там болтаешь?
— Лук не стал есть и заболел.
— А кто за вами приглядывает?
— Я.
— А этот чего лежит? Как его кличут-то?
— Юджин. Он по Оливеру скучает. Они близнецы.
— Знаю, что близнецы. Худющий-то какой. Каша хоть есть у вас?
— Что такое каша? — спрашивает Мэйлахи.
— Господи Иисусе и святые Мария с Иосифом! Что такое каша?! Каша — это каша. Да что за янки бестолковые, никогда такого невежества не встречала. Ну-ка, одевайтесь, пойдем к тете Эгги, дадим вам каши. — Она берет на руки Юджина, закутывает его в шаль, и мы идем к тете Эгги. Она вернулась к Па Китингу, потому что тот наконец признал, что она не корова и не толстая.