– Но вам известно, что кто-то из них признался? – вздернул черную бровь Моданпотра.
– Я видел их трупы.
Мне вспомнились пустые глазницы черепа лейтенанта Уайта.
– Сириани Дораяика мне их продемонстрировал. И сказал, что знает о планах императора. Перфугиум. Ванахейм. Баланрот. Перечислил все остановки императорского турне.
– И вы не сообщили об этом по телеграфу перед тем, как направиться сюда? – прищурился разведчик. – Почему?
– Я уже говорил, – ответил я. – Мы с доктором Ондеррой опасались, что в Империи эта информация может попасть во вражеские руки.
– Какие еще вражеские руки? Мы все служим Империи.
Лицо Моданпотры исказилось от изумления и замешательства.
– Агент Моданпотра, вам прекрасно известно, что Империя не монолитна, – ответил я, надеясь, что ледяные нотки в голосе сыграют в мою защиту. – Я рыцарь Королевского викторианского ордена. Я служу императору и никому более.
– Но теперь вы делитесь со мной информацией, – заметил Моданпотра.
– У меня нет выбора. Ради этого мы и прибыли на Колхиду. Я могу лишь надеяться, что в ваших руках она будет надежно защищена.
– Ваша светлость, а чьи руки вы считаете вражескими? – спросил Моданпотра таким тоном, словно интересовался у ребенка о чудовище под кроватью.
– Сэр, – ответил я не менее высокомерно, – со дня поступления на службу его величеству на меня покушались уже полдесятка раз. Вы агент тайной службы, вы мне и скажите.
– Зачем вы прибыли на Колхиду? – получив достойный отпор, сменил тактику Моданпотра.
Этот же вопрос мне задавал Тор Нума, и с тех пор генерал-губернатор Дорр продолжал попытки подловить меня, очевидно не поверив нашим с Валкой объяснениям.
– Вы посещали атенеум, – допытывался Дорр. – Зачем?
Уже наступила ночь, и статуя Милосердия – Элеос – едва виднелась в бледном свете фонаря за окном. Голова ксанарта ухмылялась уродливыми квадратными зубами. Свежий стакан фенни запотел в моих руках; в плодовом напитке таял новый ледяной шарик.
Что я мог на это ответить?
В ходе допросов – и первого, и последующего – мы с Валкой осторожно обходили наше пребывание среди островитян. Перед тем как мы приземлились на холме у Нов-Белгаэра, Валка вычистила полетные данные. Если бы разведка или инквизиция провели тщательный анализ, то заметили бы, что базу подтерли, но я надеялся, что так глубоко они копать не будут. Семья Имры отнеслась к нам как к родным из-за моей прежней дружбы с Сиран. Я не мог отплатить им злом за добро, прислав имперских агентов. К тому же мы с Валкой провели с островитянами и Гибсоном несколько лет, хотя должны были – обязаны были – передать властям много важной информации.
Это было моей ошибкой. Моей слабостью.
Я молился, чтобы жители деревни не пострадали. С дрожью представлял, что будет, если на мирные острова нагрянут черные корабли инквизиции.
Но я еще не был готов вернуться в мир людей и вновь принять участие в придворных играх. Чудо, коим была встреча с Гибсоном, стало для меня неожиданным благословением, но из-за этого Империя потеряла несколько важных лет. Мы могли раньше предупредить о новой армаде Дораяики, но я не хотел закрывать последнюю страницу той жизни, которую так любил, – словно человек, не желающий покидать постель после приятного сна.
Однако долгий путь, который я проделал вместе с Гибсоном, подошел к концу, как любой сон.
Сьельсины надвигались.
– Я не могу об этом говорить, – ответил я после длительного молчания. – В атенеум меня привели личные дела.
Но я обо всем рассказал Тору Арриану, иначе тот не открыл бы мне правду о настоящем имени Гибсона. И когда Дорр не удовлетворился ответом, мне пришлось сдаться.
– В детстве у меня был учитель. Схоласт. Когда я покинул родной дом, он вернулся в атенеум и жил здесь, в Нов-Белгаэре. Я встретил его, когда был на Колхиде в прошлый раз. Теперь я прилетел почтить его память. Закончить незавершенное дело. Он ведь был для меня как отец.
Я не сомневался, что Дорр проверит правдивость моего ответа, и ожидал, что Арриан подтвердит, что мы беседовали о Гибсоне. Расскажет ли Арриан Дорру о Фессе? О поездках Гибсона на острова в годы, предшествовавшие его мнимой смерти, и о медицинском модуле, который тот заказал для продления жизни?
Вряд ли.
Арриан, пусть и невольно, позволил принцу Филиппу Бурбону вырваться из сетей схоластического Предписания. Ему бы не хотелось, чтобы это привлекло излишнее внимание, но такая вероятность существовала. Рано или поздно на Фессу и Раху могли заявиться люди Дорра или инквизиторы, и тогда бы семье Имры грозила суровая кара за доброту.