Заметив свое отражение в зеркале на стене, я дотронулся рукой – подарком Кхарна – до разорванной щеки.
– Может, и на это найдется время.
– Ох, не знаю, – сказала Валка и вздернула бровь. – Вообще-то, мне нравятся шрамы.
Я тихо рассмеялся. Она всегда находила способ вытащить меня из ям, которые я сам себе рыл. Но, вспомнив напускную веселость Оливы, я резко запнулся.
Растянувшись в изножье кровати, я вполоборота повернулся к Валке.
– Как-то непривычно снова куда-то двигаться.
– В смысле, лететь?
– В смысле, двигаться вперед, – пояснил я. – Мы девять лет прожили на Колхиде, а кажется, прибыли только вчера. – Я втянул воздух. – На Актеруму время словно остановилось. Как будто я уснул и до сих пор жду, что проснусь.
Валка придвинулась ближе, и матрас прогнулся. Слабо запахло ладаном и сандаловым деревом. Знакомым маслом для ванны. Время действительно застыло.
– Для тебя – может быть. – Она постучала по голове татуированным пальцем. – Но не для меня.
Для нее время никогда не становилось аморфным.
– Смерть Гибсона как будто вновь запустила ход времени. – Я тряхнул головой. – Не могу поверить, что его больше нет. Я ведь уже дважды думал, что никогда его не увижу, а выходило иначе… Но на этот раз он в самом деле умер.
Я резко вдохнул, раздувая ноздри, и поднял взгляд к гладкому металлическому потолку, к тонкому проему в титане, откуда лился мерцающий белый свет.
– Принц Филипп Бурбон… – прошептал я.
Валка сидела, почти не шевелясь, лишь положила левую руку мне на колено.
– Тор Гибсон, – поправила она с нажимом, от которого могли пошатнуться даже основы мироздания. – Ты ведь читал его письмо.
– Я убил его сына.
Мне вспомнился грузный Августин Бурбон, в утонченной бело-голубой мантии, и Бандит, входящий в медику после Сиран.
«Я хочу заказать убийство, – сказал я ему. – Устрой все так, чтобы оно случилось после того, как мы улетим».
– Не желаю больше слышать об этом, – заявила Валка, убирая руку.
Мы обсуждали это уже десятки раз в квартире, выделенной нам генерал-губернатором.
– Он это знал, – сказала она. – И простил тебя.
– Откуда ты знаешь?
– Я умею читать, anaryan, – беззлобно съязвила она. – Думала, ты тоже умеешь.
Я невольно усмехнулся:
– Он рассказывал тебе о своем прошлом?
– Нет. Думаю, он не хотел, чтобы нам это стало известно. Не хотел возлагать на твои плечи дополнительный груз. Он не рассказывал, чтобы ты не страдал.
Валка принялась распутывать косу. Красно-черные волосы отросли так, что иногда она казалась совершенно иной женщиной, нежели та, которую я давным-давно встретил в замке Балиана Матаро.
– Вместо этого он горы свернул, чтобы вновь увидеться с тобой, чтобы дождаться твоего возвращения. Почему? Потому что верил, что ты вернешься. Цеплялся за крошечный шанс, что ты вернешься и будешь в нем нуждаться. – Она потянулась и погладила мою израненную щеку. – Адриан, рано или поздно тебе придется смириться с тем, что есть люди, которые тебя любят. Гибсон любил. И я люблю.
Я уже не впервые задумался о том, как Гибсон осуществил свое чудо. У попавшего в немилость принца наверняка остались тайные накопления, – вероятно, в виде акций консорциума или на счетах «Ротсбанка», «Вигран Хуася» или других мандарийских организаций, – которые Гибсону, принцу Филиппу, удалось скрыть, отправляясь на Белушу. Скорее всего, он заручился посредничеством Сиран, и та сняла со счетов деньги на покупку медицинского модуля и реактора, который обеспечивал его многолетнюю бесперебойную работу. Колхидские таможенники наверняка насторожились, но, очевидно, никто не помешал консорциуму доставить груз на голую необитаемую Фессу.
– Кстати, – продолжила Валка, – если Арриан сказал правду, то сын предал Гибсона. Какая между ними может быть любовь? Странные у вас, anaryoch, понятия о семейных отношениях.
– Будто твои соотечественники лучше, – оправдываясь, парировал я, прекрасно помня, что Валка давно не считала себя демархисткой.
В Демархии пытались ее убить, стереть ей разум, чтобы создать новую женщину, свободную от последствий вмешательства Урбейна. А ее отец, просто обожавший дочь, погиб от рук инквизиции на Озимандии еще до того, как она покинула Эдду. Однако на ее прекрасном и угрюмом лице отразилась лишь слабая тень грусти.
– Прости, – выдохнул я.
Неровная улыбка Валки померкла лишь на миг.
– Ничего, – сказала она, но все равно отвернулась. – Лучше прочти его письмо еще раз.
Она быстро встала и наклонилась поцеловать меня. Тупая боль в груди и плече на секунду стихла.
– Валка, – остановил я ее на полпути в ванную и, откашлявшись, задал давнишний вопрос. – Я хороший человек?