Боль покинула меня, уступив место детской слабости, которая была мне знакома по временам, когда я в течение долгих месяцев тренировал левую руку, заменившую ту, что я потерял в схватке с Аранатой Отиоло. Помню, как стоял перед зеркалом в ванной, разглядывая свежую бледную, как мрамор, кожу, что как влитая села поверх новых мышц между уродливыми шрамами от кнута, которыми была покрыта моя спина. Мне вспомнилась старая кукла, найденная на трамвайной станции под Дейрой: тряпичный солдатик, брошенный какой-то семьей в ходе бегства от сьельсинов. Его доспех состоял из кусочков крашеного дерева и клочков ткани.
Я стал как тот солдатик; грязный и ободранный.
– Поднимите руку, – попросил доктор Элькан, глядя поверх очков. – Хорошо, хорошо. Теперь опишите ею широкий круг.
Я подчинился, проверил полноту движений. Боли не было, мышцы не ныли, кости не хрустели.
– Закиньте правую руку за голову и наклонитесь влево. Отлично! Теперь потянитесь за спину и нащупайте позвоночник, – кружил он возле меня, щупая влажными пальцами ключицу, чтобы ощутить движение. – Превосходно! Великолепно! Лорд Марло, вы полностью восстановились. Замечательно! Хотел бы я сказать, что это целиком моя заслуга, но, по правде говоря, многие пациенты, в отличие от вас, увиливают от выполнения врачебных предписаний.
– Мне хотелось получить назад свою руку, – просто ответил я.
– Вы ее получили! – воскликнул Элькан и в подтверждение слов легонько хлопнул меня по плечу.
– Буду ли я готов к перелету в конце месяца?
– Да хоть сейчас, милорд. Вот только с фугой я бы еще месяц повременил. Предпосылок к образованию тромбов нет, но лучше перестраховаться.
Элькан снова обошел вокруг меня и с удовлетворением окинул взглядом кабинет.
– В первый год новая ткань сильнее подвержена криоожогам. Еще не все капилляры открыты. – Он проиллюстрировал их работу движением пальцев. – Упражнения, конечно, помогут, но все равно соблюдайте осторожность. Мышцы выращены из вашей собственной ткани, поэтому риск отторжения нулевой, но, будучи мягкими тканями, они нуждаются в регулярном укреплении.
Он сжал кулаки и потряс ими для пущего эффекта.
Улыбнувшись пожилому лекарю, я напряг бицепс и пощупал его другой рукой.
– Спасибо вам, доктор, – сказал я, выпрямляясь.
– И вам, милорд, – улыбнулся в ответ доктор Элькан. – Знаете ли, мой внук восхищен вашими подвигами. Да и сам я в детстве тоже.
Он нагнулся за своим чемоданчиком и поклонился:
– Берегите себя. Для полного исцеления нужно еще время.
Булава черного рыцаря ударила меня в подбородок, и голова откинулась. Я припал на колено, резко выдохнув через нос. Голова звенела, будто колокол.
«Берегите себя», – вспомнил я, глядя на нависшую надо мной черную стальную фигуру в блестящем рогатом шлеме, нарисованном проектором на манекене. Ноги в латных сапогах беззвучно ступали по гладкому полу фехтовального зала. Бронированный рыцарь двумя руками занес оружие для решающего удара. Будь булава настоящей – железной палкой с шипасто-когтистым набалдашником, – я был бы уже мертв. Но палка была пластмассовой, обитой ватой. Ее удары были ощутимы, но не более того.
– Стоп! – тихо рыкнул я, надеясь, что механизм, сконструированный еще древними сид-артурианскими монахами, услышит команду.
Голограмма черного рыцаря исчезла, булава опустилась. Передо мной остался лишь манекен в сером ватнике, стальные руки которого сжимали тренировочную палку. Лица у манекена не было, как и доспехов. Не было даже ног ниже колен. К спине автоматона крепилась составная эмалированная рука, протянутая от одного из четырех концентрических рельсов на потолке. Она управляла манекеном, как кукольник марионеткой.
Я потер подбородок, пока тот не перестал саднить. В месте удара наверняка осталась ярко-алая ссадина. Опершись на тренировочный меч, как на трость, я поднялся на ноги и повернулся спиной к механизму. Шлепая босыми ногами по гладкому полу, я пересек зал, чтобы налить немного воды из графина.
За большими круглыми окнами стояла темная тихая ночь. По железным рамам, выполненным в виде переплетенных ветвей, тихо постукивал дождь. Лило весь день, и конца этому не было видно.
Плеснув себе воды, я вновь потер ушибленную челюсть. Новые мышцы в плече горели, но то был приятный зуд тканей, еще не привыкших к труду. Из обвитого искусственными ветвями алюмостекла смотрело мое отражение, не совсем похожее на меня. Когда-то я мог одновременно сражаться со всеми четырьмя автоматонами и не пропустить ни единого удара. А тут не справился даже с одним.