Служащий у двери говорит: ты зайдешь, наконец, или так и будешь стоять и пялиться?
Меня так и тянет ответить: иди ты в задницу, но мне еще несколько недель на почте работать – вдруг нажалуется. Я мотаю головой и ухожу вверх по улице, туда, где требуется юный работник.
Я бы хотел, говорит управляющий, мистер Маккэфри, увидеть образчик твоего почерка. В общем, хотел бы взглянуть, хорошо ли ты пишешь. Садись-ка за стол. Напиши свое имя и адрес и изложи вкратце, почему ты хочешь поступить на эту должность в «Изонс энд Сан, ЛТД», и как ты посредством усердия и прилежания намерен подняться по служебной лестнице, ведь в этой компании столько перспектив для юноши, который стремится вперед за флагманским судном и обороняет свои фланги от грешного зова сирен.
Я пишу:
Фрэнк Маккорт
4 Литтл Баррингтон Стрит
Лимерик
графство Лимерик
Ирландия
Прошу принять меня на работу в «Изонс ЛТД», дабы я мог подняться на самый верх служебной лестницы посредством усердия и прележания, ведь если я стану стремиться вперед, защищая фланги, никаким искушениям меня не одолеть, и я стану гордостью «Изонс» и всей Ирландии вообще.
Что это? – говорит мистер Маккэфри. Мы тут истину искажаем, а?
Нет, мистер Маккэфри.
«Литтл Баррингтон Стрит». Это переулок. Почему ты назвал его «улицей»? Ты в переулке живешь, не на улице.
Но, мистер Маккэфри, он называется улицей.
Юноша, не пытайся прыгнуть выше головы.
Не пытаюсь, мистер Маккэфри.
Ты живешь в переулке, а это значит, что ниже пасть тебе некуда, у тебя лишь одна дорога – наверх. Тебе это ясно, Маккорт?
Да, сэр.
Ты должен работать, Маккорт, чтобы выбраться с переулка.
Да, мистер Маккэфри.
По тебе и так видно, Маккорт, что ты с переулка.
Да, мистер Маккэфри.
По тебе сразу ясно, Маккорт, что ты с переулка. С головы до пят. Не пытайся, Маккорт, пыль в глаза мне пускать. Кишка тонка обдурить таких как я.
Что вы, я и не думал, мистер Маккэфри.
Так, еще и глаза. Вид у них очень больной. Ты хоть что-нибудь видишь?
Вижу, мистер Маккэфри.
Читать и писать ты умеешь. А складывать и вычитать?
Умею, мистер Маккэфри.
Ну, я не знаю, что наверху скажут насчет больных глаз. Придется мне позвонить в Дублин и узнать, какая наша политика насчет больных глаз. Но пишешь ты, Маккорт, разборчиво. Красивый почерк. Мы возьмем тебя, вплоть до решения насчет больных глаз. Жду в понедельник. В полседьмого на вокзале.
Утра?
Утра. А когда еще продавать эти чертовы утренние газеты? Не ночью ведь?
Понял, мистер Маккэфри.
И еще кое-что. Мы распространяем «Айриш Таймс» - протестантскую газетенку, которую франкмасоны в Дублине выпускают. Мы получаем ее на вокзале. Пересчитываем экземпляры. Развозим по торговым точкам. Но мы ее не читаем. Чтоб ты ее у меня не читал. Так и веру утратить недолго, а с твоими глазами – еще и зрение. Все понял, Маккорт?
Понял, мистер Маккэфри.
Никаких «Айриш Таймс», и на следующей неделе, когда придешь, я тебе расскажу еще, какую английскую мерзость в нашей конторе читать не положено. Все понял?
Да, мистер Маккэфри.
Миссис О’Коннел поджала губы и нарочно на меня не глядит. Я слышала, обращается она к мисс Барри, что один выскочка с переулка решил не сдавать экзамен. Это, надо полагать, ниже его достоинства.
Ваша правда, отвечает мисс Барри.
И с нами знаться, полагаю, ниже его достоинства.
Ваша правда.
Как думаете, он нам объяснит, почему не пошел на экзамен?
Ну, может и объяснит, отвечает мисс Барри, если мы на коленочки встанем и слезно его попросим.
Я говорю: миссис О’Коннел, я хочу уехать в Америку.
Вы слышите, мисс Барри?
О да, слышу, миссис О’Коннел.
Заговорил.
Верно, заговорил.
Он еще поплачет.
Поплачет как миленький, миссис О’Коннел.
Словно не видя меня, миссис О’Коннел обращается к ребятам, которые сидят на скамейке в очереди за телеграммами: вот, полюбуйтесь - Фрэнки Маккорт считает, что работать на почте – ниже его достоинства.
Миссис О’Коннел, я так не считаю.
А кто вам велел пасть разевать, ваше высочество? Мелковаты мы для него, да, ребята?
Да, миссис О’Коннел.
А мы столько сделали для него. Мы давали ему телеграммы с хорошими чаевыми, в погожие дни отправляли за город, на работу опять его приняли, когда он так опозорил нас перед тем англичанином, мистером Харрингтоном, и недостойно повел себя в присутствии тела бедной миссис Харрингтон, набил рот бутербродами с ветчиной, набрался шерри, выпрыгнул из окна, переломал все розовые кусты, сюда пришел пьяный в дым, и кто знает, что он еще натворил за два года на почте, и правда, кто знает, хотя нам-то все известно, верно, мисс Барри?