Старпом и радист возвращаются, прогулявшись по дому и саду, и на священника не глядят. Женщины говорят: вы с голода, небось, помираете, и уходят на кухню. Мы сидим в гостиной, молчим и слушаем, как женщины там шепчутся и смеются. Священник опять мне нашептывает: это дурные женщины, дурные, грешницы - и я не знаю, что ответить.
Дурные женщины выносят нам бутерброды и наливают еще пива; после того, как мы все поглощаем, они ставят пластинки Фрэнка Синатры и зовут нас танцевать. Никто не идет – нельзя же встать и пойти танцевать с дурными женщинами в присутствии священника, так что женщины танцуют друг с другом и смеются, будто у каждой есть свой секрет. Тим Бойл, набравшись виски, засыпает в углу, но Фрида будит его и просит отвезти нас обратно на корабль. Фрида наклоняется ко мне, чтобы на прощанье поцеловать в щеку, но священник резко произносит: спокойной ночи, - и никто никому рук не пожимает. Мы идем по дорожке к реке, а в ночном воздухе разносится звонкий, переливистый женский смех.
Мы поднимаемся по лестнице, и Тим со шлюпки кричит нам вслед: эй, осторожней на ступеньках! Ну, ребята, отличный был вечер, а? Доброй ночи, ребята! И вам, отец, доброй ночи.
Мы смотрим, как маленькая шлюпка исчезает в прибрежной тьме.
Спокойной ночи, говорит священник и спускается вниз, и старпом идет вслед за ним.
Мы с радистом стоим, смотрим, как огоньки мерцают на побережье Америки. Боже мой, говорит он, что за вечер, Фрэнк. И страна, вообще, шикарная, правда?
Правда.