There’s never a tear in the blue eyes
Both glad and bright are they,
As Roddy McCorley goes to die
On the bridge of Toome today
Он поет и марширует вокруг стола, мама плачет и близнецы ревут вместе с ней. Она говорит: пойди на двор, Фрэнки, пойди на двор, Мэлаки. Нечего смотреть на отца в таком виде. Идите на площадку.
А мы и рады идти на площадку. Там можно играть с опавшими листьями, сгребая их в кучи, можно качать друг друга на качелях; но когда на Классон Авеню наступает зима, качели замерзают и с места их не сдвинуть. Боже, вот бедняжки, говорит Минни Макэдори. Ни перчаточки у них нет. Мне от этих слов становится смешно, ведь я знаю, что у нас с Мэлаки четыре руки - от одной перчаточки какой толк. Мэлаки не понимает, почему я смеюсь: он маленький еще, несмышленый, а мне уже почти пять лет.
Минни зовет нас в гости и угощает чаем и кашей с вареньем. Мистер Макэдори сидит в кресле с новорожденной малышкой Мэйзи. Он кормит ее из бутылочки и поет:
Clap hands, clap hands
Till Daddy comes home
With buns in his pocket
For Maisie alone
Clap hands, clap hands
Till Daddy comes home
For daddy has money
And mommy has none.
Мэлаки принимается подпевать, но я говорю: перестань, это песенка Мэйзи. Он ударяется в слезы, и Минни его утешает: будет, будет. Пой песенку. Она для всех детей. Мистер Макэдори улыбается Мэлаки, а я думаю, что ж это за мир такой, где все могут петь чьи угодно песни.
Минни говорит: не хмурься, Фрэнки. От этого твое лицо мрачнеет, а видит Бог, оно и так у тебя невеселое. Однажды и у тебя будет сестричка, и ты споешь ей эту песенку. Ну конечно, у тебя будет сестричка.
Минни права, и мамино желание исполняется. Вскоре у нас появляется маленькая девочка, и ее называют Маргарет. Мы все души в ней не чаем. У нее курчавые черные волосы и мамины голубые глаза, и она машет ручонками и щебечет, как птички на Классон Авеню. В тот день, когда был сотворен этот ребенок, на небесах был праздник, говорит Минни. Миссис Лейбовиц говорит, что не было в мире видано таких глаз, такой улыбки, такого счастья. Вот смотрю на нее, и танцевать хочется, говорит миссис Лейбовиц.
Днем папа ищет работу, а когда приходит домой, берет Маргарет на руки и поет:
In a shady nook one moonlit night
A leprechaun I spied
With scarlet cap and coat of green
A cruiskeen by his side.
‘Twas tick tock his hammer went
Upon a tiny shoe.
Oh, I laugh to think he was caught at last,
But the fairy was laughing, too.
Он ходит с ней по кухне и говорит ей, что она красавица, что кудряшки у нее черные, а глаза как у мамы. Говорит, что увезет ее в Ирландию, и они будут гулять по лугам Антрима и купаться в Лох-Ней. Он скоро найдет работу, непременно найдет, и купит ей платья из шелка и туфельки с серебряными пряжками.
Папа поет Маргарет, и она плачет все реже, и со временем даже начинает смеяться. Мама говорит: смотрите, косолапый - а танцует с дитем на руках. Она смеется, и все мы смеемся.
Когда близнецы были маленькие и плакали, мама с папой говорили: т-с-с-с, ш-ш-ш, кормили их, и они снова засыпали. Но когда плачет Маргарет, как-то одиноко становится и страшно тоскливо, и папа тут же выскакивает из постели, прижимает ее к себе, медленно танцует вокруг стола, поет песенки, баюкает, будто он ей мать. Когда он проходит у окна, в свете фонарей на его щеках видны слезы, и это странно, потому что папа никогда не плачет ни из-за кого, не считая тех случаев, когда напивается и поет про Кевина Барри или Родди Маккорли. А теперь он плачет из-за Маргарет, а спиртным от него вовсе не пахнет.
Мама говорит Минни Макэдори, что с этим ребенком он на седьмом небе от счастья. С тех пор, как она родилась, не выпил ни капли. Жаль, что я раньше не родила девочку.
Какие они милые, правда? - говорит Минни. Мальчики тоже хорошенькие, но для себя все-таки девочку надо родить.
Для себя? – смеется мама. Боже Всевышний, если бы я не кормила ее, и подступиться бы не могла – он-то нянчит ее с утра до вечера.
Все равно, говорит Минни, очень мило, что отец так очарован своей дочерью, но с другой стороны, кто ею не очарован?
Очарованы все.
Близнецы научились стоять и ходить, и с ними постоянно что-то случается. Попы у них красные, потому что они все время писают и какают. Они суют разную грязь себе в рот - кусочки бумаги, перья, шнурки - и их тошнит. Мама говорит, что все мы сводим ее с ума. Она одевает близнецов, укладывает их в коляску, и мы с Мэлаки везем их на площадку. Холода миновали, и по всей Классон Авеню на деревьях распустились зеленые листочки.
Мы гоняем коляску по площадке, и близнецы поначалу смеются и агукают, но потом принимаются реветь от голода. В коляске две бутылки с подслащенной водой, они пьют и ненадолго затихают, но потом снова принимаются реветь – плачут, надрываются, и я не знаю, что делать - они такие маленькие, и мне так хочется накормить их самой разной едой, чтобы они засмеялись и заагукали как дети. Им нравится еда, которую мама растирает в кастрюльке – хлеб с водой, молоком и сахаром. Мама зовет это «хлебушек с карамелькой».