– Я тоже не знаю, – тихо сказал Тим. – Я даже не помню, сколько их было.
Чолли несколько раз вдохнул и выдохнул. Он не мог остановиться. И Тим, и Эркин понимали это и молча ждали. Уйти сейчас или перевести разговор… Чолли не заслужил такого.
– Пахал я, как проклятый, дни считал. А он… то засчитает, то вычтет. Найси когда появилась… я уж смотреть на неё боялся. Тех-то двух, он до года им дал покормить и продал. Боялся я: увидит он, как я на Найси смотрю, и всё… продадут. А мне… мне хоть слышать её. И она… смотрит на меня. Только когда я на дворовых работах, переглядываемся. И кормили меня вместе с рабами. На отдельном конце. Так хоть за столом тоже, переглянемся. А уж поговорить… и думать не моги. Ну, на общих работах ещё, и когда неуков объезжал, ну, тогда все смотреть собирались, этому хозяин не препятствовал. Потом затяжелела она.
– От кого? – вырвалось у Эркина.
– Возили её, мне не сказали, – огрызнулся Чолли. – Раз дурак, то молчи. А тут хозяин, гадина, гнида белоглазая, то ли подсмотрел, то ли догадался…
– И что?
– И ничего. Понимаешь, я двор мёл, а она как раз шла. С животом уже. Ну, и один лоб, из угнанных, толкнул её. Я и врезал ему, чтоб ногами накрылся. Он встал и на меня. Он-то – белый всё-таки, хоть и угнанный. А мне всё по хрену стало. Ну, и я ему… от души. А хозяин тут же. Плетью нас вытянул, разогнал. И… и не спросил ни о чём. Меня так и обдало холодом. А он смотрит на меня, ухмыляется. И говорит. Что ты, дескать, моё добро хранишь, это правильно, молодец, а за драку с тебя вычесть надо. Подавись, думаю. Лишь бы… А потом родила она, – Чолли вздохнул. – Как все. До года кормила, и отобрали. И ещё раз. Хозяин меня уж не сторожил так. Видно, решил, что я кончен. Я и дни считать бросил. Всё равно не выпустит, пока все соки, всю силу у тебя не вытянет. Одного боялся. Продадут меня – и не увижу её больше. И тут, тут он меня опять к себе в кабинет. Чего это, думаю, ничего вроде нету за мной. Кони в порядке всегда, сбруя в порядке… А на столе бутылка русской водки и стакан. Он мне наливает, полный, и даёт. Пей, говорит. Я держу стакан, думаю: чего он ещё, гнида белоглазая, задумал? А он говорит: «Сто часов тебе осталось. Пей за это». Я и выпил. И вырубился. Как в каморку попал – не помню. Кто меня туда затащил и бросил – не знаю. А проспался, встал, мне и шумнули, что пьяный я Найси звал. Всё, думаю, вот теперь, всё. Не меня, так её продадут – один чёрт. Коней чищу, гривы им заплетаю, голова с похмелья… как мне, скажи, по ней дубиной врезали. И тут меня за плечо трогают. Оборачиваюсь… Найси. «Ты что, – говорю, – крышу потеряла?» А она мне… «Ты меня звал, – говорит, – вот я и пришла». И улыбается. Я и забыл обо всём. Обнял её, и стоим так, – Чолли задохнулся и замолчал.
– Не застукали вас? – тихо спросил Эркин.
Чолли мотнул головой.
– Нет, обошлось. Но… хозяин… он всё всегда знал. И стукачей хватало, и сам он… Ладно. А потом он опять. Я уже спал, меня отперли, растолкали. Иди, дескать, хозяин зовёт. А ночь уже. Ну, думаю, донесли ему, как мы с Найси, теперь-то… то ли ножницы, то ли торги… Вхожу, он сидит за столом, смотрит на меня. Я встал, как положено. Руки за спину, голову опустил. И жду. А он мне… «Кончился твой срок, – говорит, – Завтра лендлорды съедутся, я тебе заранее говорю, чтобы ты головы не потерял. Ну, – говорит, – чего молчишь?» Я… я как рыба на берегу. Он засмеялся и говорит: «Где твоя резервация? Куда поедешь?» А я не знаю, не помню. Так и сказал ему. Он кивает. «Ты, – говорит, – работник старательный, могу и оставить». Я глазами хлопаю, а он мне… дескать, контракт, по контракту жильё, обеспечение и, если что останется, то деньгами на руки. И… и говорит… Я ему, дескать, рабов наделал. Меня-то после того раза, ещё пару раз… Напоят растравкой и запрут то с одной, то с двумя, я и лиц там не помню. Привозили их. Да, четыре всего. Ещё, значит, четверо мальцов. Рабов. И за это… словом, он мне какую риз рабынь отдаст. Чтоб жила со мной. «А то, – смеётся, – тебя, бычка, если не приковывать, ты мне, – говорит, – всех перебрюхатишь, без разбора».
– Потому ты и Редокс? – спросил Тим.
– Ну да. Кто меня Чолли назвал, я не помню. К нему я уже с этим именем попал. А Красным Бычком он меня с той случки звал. Ну, и назавтра, при лендлордах, отработку мою засчитал, подписал, выписал бумагу мне, что Чарльз Редокс, они как услышат, так, гады, заржут, от отработки свободен. И тут же годовой контракт. Я крест поставил, руку ему поцеловал и пошёл на конюшню.