– И что ты? – тихо спросил Тим.
– А ничего. Дети на мне. Смолчал. Побили они меня. Немного. Хозяин сказал им, чтоб без увечий. И говорит: «Иди, трахнись напоследок». Я, как положено, поблагодарил его…
– На колени встал? – хрипло от перехватившей горло судороги спросил Эркин.
– И встал, и сапоги ему поцеловал. Я б и не то сделал. Чтоб до дома дойти. Дошёл и… словом, в чём были, ушли. Через парк к дороге. Стёпка – дурак, сволочь. Я через парк шёл, нёс их обоих, Найси следом с мальцом на руках. Они ж, сволочи, чуть не настигли нас, домик мой подожгли, думал, нагонят, листвы-то ж уже нет, от пожара светло.
– Не нагнали?
– Раз я здесь, значит, не нагнали.
Чолли достал из кармана сигаретную пачку, заглянул в неё и удивлённо выругался.
– Кончились. Чёрт, я только… только вчера выкупил.
Эркин молча протянул ему сигарету. Чолли кивком поблагодарил и взял, закурил.
– Дальше что, дальше просто. На дороге русского грузовика дождались и до комендатуры. И стал я визу клянчить. Пока выпросил, пока ждал… как мы с голоду в этом чёртовом городе не подохли, сам не знаю. Это здесь… отъедаемся. Ладно. Это всё по фигу.
– А что? – спросил Эркин. – Тебя в промежуточный лагерь не отправили?
– Не пустили, – поправил его Чолли. – Я… сам нерусский, ни жена, ни дети… и не хлопотал за меня никто. Ну ладно, тех восемнадцать моих и четверо Найси, их мне не спасти, ничего не знаю даже, но меня ж… меня ж как раба, а он свободный! – выкрикнул Чолли…
…Эркин вздохнул, словно просыпаясь. Невесомая тяжесть головы Алисы на его плече, мягкое теплое тельце, запах от её головки… Женя улыбнулась.
– Ты что, Эркин?
– Так, ничего. На обед скоро идти. Я думаю, Женя, я тогда в баню после обеда схожу, а как маршрутку получим, вещи заберём. А то после ужина можем и не успеть.
Женя кивнула.
– Хорошо. Сделаем так.
Алиса вздохнула.
– Эрик, а дождь когда кончится?
– Не знаю, – пожал он осторожно плечами. – Этого никто не знает.
– А почему?
– Началось, – рассмеялась Женя. – Потому что дождь от людей не зависит.
– А почему? – повторила Алиса с упрямо-лукавым выражением.
– Дождь из тучки идёт, – объяснила Женя, оглядывая рубашку Эркина. – Ну вот. Какая ткань хорошая. Ни сносу ей, ни чего ещё. Эркин, тут вот какое дело.
Она слегка понизила голос, и Эркин, не выпуская Алисы, подался к ней.
– Алиса растёт. Я все её вещи взяла. Я думаю, что получше, а ей уже мало, я отдам Зине для Кати. Ты как? Не будешь против?
– Нет, конечно, – кивнул Эркин. – И… и если так, то, может, Найси, ну, жене Чолли, у неё совсем ничего нет.
Женя кивнула.
– Да, я уже думала. У нас простыня есть, она стираная, мягкая, как раз на пелёнки малышу. И не Найси она, – улыбнулась Женя, – а Настя. Анастасия. Правда, красивое имя?
Эркин подумал и согласился.
– Да, красиво.
Алиса, не слушая их, держала двумя руками ладонь Эркина, перебирала его пальцы, что-то шёпотом приговаривая. Играла.
– Ну, – Женя посмотрела на свои часики. – Десять минут до обеда. Давай собираться. Алиса, одевайся.
Алиса нехотя слезла с колен Эркина и, сопя, стала натягивать ботики, шапочку, пальто. Женя помогла ей справиться с самыми трудными пуговицами, получше натянула шапочку, закрывая лоб и уши.
– А теперь иди и подождёшь у двери, на двор без нас не выходи. Поняла?
Алиса кивнула. Когда она вышла, Женя быстро пригладила волосы, надела пальто и повязала шаль. Эркин взял свою куртку и вышел следом за ней, одеваясь на ходу.
Оставшись одна, Нюся вылезла из-под одеяла и натянула платье. Спрыгнула вниз, обулась. И вместо того, чтобы надеть пальто, взяла с тумбочки маленькое круглое зеркальце. Тётя Женя добрая, разрешила ей брать его смотреться, даже специально на виду оставляет. Нюся придирчиво рассматривала себя в зеркальце. Конечно, тётя Женя красивая. Эрик недаром глаз с неё не сводит. А вот она… она некрасивая. И никому не нравится. И худая. Мощи, как её в бане назвали. Одни кости торчат, а женщина должна быть пухленькой. Нюся вздохнула и положила зеркальце на место. Взяла яблоко. Бананы свои – пять штук – она съела сразу в первый же день, как выдали. И апельсины за два дня, их тоже пять штук было. А яблоки ещё есть. Но это все так, в два дня всё съели. И по всем казармам теперь сушат апельсиновые корки. Для запаха и в вещи положить, чтоб не заводилась моль. И она сушит, хотя вещей у неё нет. Нюся поправила разложенные на тумбочке корки, переложила высохшие на свою подушку. Пусть подушка пахнет апельсинами.
На дворе холодный порывистый ветер, ледяная крупа и холодный дождь. Низкие серые тучи плотно затягивали небо. Всё мокрое, скользкое, холодное.