Уродливые, тревожащие вопросы, а настоящих ответов у него не было совсем.
Самое ужасное в том, что он был уверен: найти эти ответы он сможет только в «Руинах». Хорошо это или плохо.
— Да, — в итоге сказал он. — Да… я бы пошел с тобой, что бы ни случилось.
Никс улыбнулась и взяла его за руку.
— Я тебе верю, — добавила она. — Если бы ты ответил сразу, я бы поняла, что ты врешь. Говоришь то, что я хочу услышать. Я рада, что ты достаточно меня уважаешь, чтобы обдумать все это.
Он ничего не сказал, но сжал ее руку.
— Бенни?
— Ага?
— Ты боишься?
— Завтрашнего дня? Да, — сказал он. — Я просто в ужасе.
— Я тоже, — сказала она через мгновение. — Это так тяжело, да?
— Ага.
— Оставить все позади. Всех, кого мы знаем.
— Ага.
Прошло пять минут, и последние облака растаяли и превратились в бесконечную синеву. Одинокий ястреб парил высоко над ними.
Никс сказала:
— Я хочу еще кое-что у тебя спросить.
Он напрягся, но ответил:
— Ладно.
Никс взяла его лицо в руки:
— Ты любишь меня, Бенни?
Эти четыре слова вытянули весь воздух из планеты Земля, и Бенни хватал его ртом, словно форель. Ему хотелось посмотреть влево и вправо, чтобы понять, есть ли выход из положения. Возможно, он может спрыгнуть с крыши. Даже учитывая все, что произошло с прошлого года, он так и не собрался с силами, чтобы рассказать ей, что любит ее, а она никогда и на выстрел не подходила к слову на букву Л. А теперь она хотела, чтобы он прямо сейчас сказал это. Не в какой-то романтический момент, не пока они идут, держась за руки, через весенние цветы или лежат рядом, наблюдая за закатом. Прямо здесь, прямо сейчас, на крыше над крыльцом, со всеми этими закрытыми входами и дверями в убежище труса.
В ее глазах была зеленая тайна и… и что? Вызов? Это испытание, за которое его поджарят, если ответ окажется неверным? Никс была хитрой и сложной, как раз способной на такое. Бенни с ней вырос, он это знал.
Но это не тот случай, и на каком-то уровне подсознания он это понимал.
Нет, когда он попытался нацепить бирку на то, что видел в ее глазах, больше всего это походило на… надежду.
Надежда. Внезапно его сердце снова начало биться, или, по крайней мере, биться по-другому.
Боже… может, если прямо сейчас он спрыгнет с крыши, то полетит.
Бенни облизал сухие губы и сглотнул, ведь его горло пересохло. Хриплым голосом он ответил:
— Да.
Никс смотрела ему в глаза, отыскивая ложь.
Каким-то образом это придало Бенни сил. Он наклонился к ней, позволяя ей увидеть все, что она могла, в его глазах.
Он сжал ее руку.
— Никс… я так тебя люблю.
— Правда? — спросила она голосом хрупким, как крыло бабочки.
— Да, я люблю тебя. Действительно. — Казалось странным произносить это вслух. Огромные, хорошие и вкусные слова.
Но Никс нахмурилась.
— Если любишь меня, тогда поклянись любовью.
Они вернулись к вопросу об уходе. Бенни на мгновение склонил голову, не в силах вынести веса того, о чем она просила. Никс подставила пальчик под его подбородок и подняла его голову.
— Пожалуйста, Бенни…
— Клянусь, Никс. Я люблю тебя и клянусь этой любовью.
По ее щекам покатились слезы, и она его поцеловала. А потом Бенни оказался на коленях, его руки обнимали ее, и оба плакали, громко шмыгая носами под ярко-голубым небом. Даже тогда, разделяя ужасное знание о том, что лежало позади них и перед ними, ни Бенни, ни Никс никогда не смогли бы объяснить, что именно разбивало их сердца.
Бенни подумал о том, что Никс сказала на кладбище. Что уход — это как смерть.
Вопросы:
Испытывают ли зомы страх?
Знают ли они, что мертвы?
Испытывают ли они эмоции? (Ненавидят ли живых?)
14
— Просто чтобы было ясно, — сказал Чонг спокойным и рассудительным тоном. — Вы хотите взять нас с собой в путешествие по «Гнили и руинам»?
— Да, — сказал Том. — На одну ночь.
— Туда, где есть зомы?
— Да.
— Туда, где есть три сотни миллионов зомов?
Том улыбнулся:
— Сомневаюсь, что их так много осталось. Сомневаюсь, что осталось больше двух сотен миллионов зомов.