Тэмми закрыла глаза и выдохнула, медленно и размеренно. Не глядя на Эшли, она улыбнулась.
– Можешь сходить за брокколи для стир-фрай? Я всего на секунду.
Эшли кивнула. Она взяла тележку для покупок и быстро пошла к следующему проходу. Она не собиралась пропускать их разговор. Она никогда не видела, чтобы ее мать так нервничала из-за кого-либо, не говоря уже о долговязом в вязаном свитере, которому немного за сорок. Между шоколадными батончиками и газировкой она едва могла разобрать напряженный голос матери.
– Хорошо, пять минут.
– Тэмми… – На мгновение наступила тишина, когда кто-то прошел по проходу. Как только шаги удалились, Алехо продолжил: – Ты не рада, что мы здесь, я понимаю.
– Видимо, нет. Иначе ты бы уехал. – Эшли даже через ряд полок разобрала по голосу матери, что та нахмурилась. – Чего ты хочешь?
– Ты же знаешь, что нам здесь было нелегко.
– Да, я знаю, что эта потеря была тяжелой для тебя. И мне очень жаль, правда. – Тэмми на мгновение замолчала. – Но я думала, что отъезд вас двоих – это скорее навсегда.
– Я тоже, – сказал Алехо, – но мы трое имеем такое же право быть здесь, как и все остальные.
– Хм, – сказала Тэмми. – Кстати, ее имя действительно дурной вкус.
Алехо молчал. Его молчание было уязвленным, напряженным и холодным одновременно.
– Вы можете говорить мне и Брэндону все что хотите – мне действительно все равно, – но Логан не имеет к этому никакого отношения.
– Ты же знаешь, что такое Снейкбайт. Зачем привез ее?
– Потому что мы семья, – сказал Алехо голосом, граничащим с отчаянием. – Что мы должны делать – оставить ее дома?
– Алехо, – сказала Тэмми мягче, чем раньше. – Я серьезно. Что вы здесь делаете?
– Мы ищем место для съемок. Для шоу.
– Ты собираешься сделать из нас посмешище.
А потом они замолчали. Эшли еще глубже наклонилась к шоколадным батончикам, ожидая продолжения. Ее голова кружилась в попытке успеть за всем. Эшли пришло в голову, что она будет странно выглядеть для любого, кто пройдет по проходу, но ей было все равно. Это было нечто большее, чем то, что Джон сказал Логан в магазине. Она никогда не слышала, чтобы ее мать так разговаривала. Она никогда не слышала, чтобы ее голос звучал так неуверенно. И это была та самая Тэмми Бартон, которая, не моргнув глазом, выгнала сети быстрого питания и супермаркеты из Снейкбайта, которая с легкостью управляла всем ранчо Бартон. Она была единственным защитником Снейкбайта. Ничто не пугало ее. Но что-то, связанное с Алехо, очевидно, было для нее токсично.
Он прочистил горло.
– Это не шутка. Тебе не кажется, что все было странно? Тебе не кажется, что здесь что-то не так? – спросил Алехо. – После… Когда мы уехали, здесь много чего происходило. Проблемы, которые мы так и не смогли решить.
Каблук Тэмми щелкнул по плитке.
– Я – одна из этих проблем?
– Настоящие проблемы, – пояснил Алехо.
Ее мать сказала что-то еще, но ее слова заглушила пожилая пара, направляющаяся по проходу к Эшли. Та хмуро посмотрела на них, но пара ничего не заметила, сосредоточившись вместо этого на магазинной минеральной воде. Верхний свет гудел, в морозильнике перезвякивались замороженные продукты, и сквозь все это продолжал звучать голос ее матери, мягкий и низкий, как гул. Эшли закрыла глаза, но не смогла разобрать слова.
Наконец часть из разговора просочилась сквозь общий шум.
– Тебе не нужно было этого делать, – сказал Алехо, – но ты знала, что это правильно.
– И что теперь? Ты хочешь, чтобы я притворилась?
Алехо молчал.
– Логан ничего не знает о себе. Мы с Брэндоном решили, что так будет лучше. Мы бы даже не знали, с чего начать.
– Хорошо.
– Спасибо, – сказал Алехо, и это прозвучало так, как будто он имел в виду именно это.
– И когда вы закончите, вы уедете? На этот раз по-настоящему.
– Конечно. Как только мы во всем разберемся, ты нас больше никогда не увидишь.
– О, слава богу. – Голос ее матери был полон облегчения. Это была обычная Тэмми Бартон, уверенная и непринужденная. – Если это означает, что вы уедете, я сделаю все, что угодно. Я даже приглашу тебя снова на воскресные бранчи[19].
Алехо рассмеялся с бóльшим облегчением, чем ожидала Эшли от человека, которого только что попросили отправиться в добровольное изгнание. В одно мгновение атмосфера сменилась с напряженной и враждебной на дружелюбную. Даже дружественную.
– Я действительно скучаю по воскресным бранчам. – Скрипучие колеса тележки Алехо повернулись. – Боже, я ненавижу этот город.
– Раньше ты так не думал.
Алехо молчал.
– Да, не думал.
Молчание между ними тянулось так долго, что Эшли подумала, не разошлись ли они по-тихому. Она наклонилась к проходу и закрыла глаза. Это было неправильно – ее мать делилась с ней всем, но она никогда не говорила об Алехо. Эшли никогда не слышала ни о Брэндоне, ни об их семье, ни обо всей этой вылезшей на свет истории. Эшли ненавидела секреты. Они были иголками, вонзившимися в ее кожу, маленькими, острыми и навязчивыми, напоминающими о том, что есть некоторые истины, которых она все еще не заслужила, независимо от того, как усердно она работала, чтобы оправдать свое имя.
19
Бранч (