Не только мысли. Все во мне было перевернуто.
Я встал и пошел к двери, готовясь увидеть маму в ужасном состоянии. Я видел ее в последний раз во сне. Там она была трезвой, даже любящей. Было бы стыдно все испортить.
На середине комнаты я уловил шепот. Он доносился из чулана.
Я повернулся туда, огляделся в поисках биты. Я заметил детскую версию в углу и взял ее. Это лучше, чем ничего. Я сжал ее в руках и шагнул к чулану.
Дверь заскрипела, открываясь.
Снова зазвучал шепот.
— Ты не хочешь туда, — сказал голос за мной, и я развернулся.
На моей кровати сидел мужчина в костюме. Хоть я не видел его раньше, я его узнал.
Я знал, это был Майкл.
Мой выросший брат.
Он смотрел на меня с ехидной улыбкой.
— Ты не помнишь? — спросил он. — Мы стали связаны за последние дни. В прямом смысле, привязаны друг к другу.
Я ошеломленно смотрел на него.
А потом выронил биту из-за вернувшихся воспоминаний.
Я вспомнил, как он явился в Портлэнд. Вспомнил жуткое чувство, что он пришел убить меня. Я вспомнил, как сказал Аде бежать и забрать Перри. И он что-то сделал с ней взглядом, и она упала.
И я не мог ничего сделать. Он забрался в мой мозг, в мою душу, заставил меня двигаться, дышать, действовать.
Он доставил меня в Нью-Йорк, а я даже не мог самостоятельно думать. Он управлял мной изнутри.
Я пришел в себя, и он влез снова. В этот раз он был рядом, захватывал, когда считал нужным.
Как прошлой ночью, когда я чуть не убил Перри. Это был не я. Это был он.
— Хорошо, Деклан, — сказал он. — Тогда ты знаешь, что я рад, что ты привел их сюда. Ты заслужил поощрение.
Я стиснул зубы.
— Я не знаю, и ты это понимаешь.
Он склонил голову.
— О, ты должен был знать, что пришел сюда не из бескорыстных побуждений. Ты ведь такой, да? Эгоист. Так одержим своим прошлым и любовью, которой, как ты думал, у тебя не было, что готов рисковать жизнями и счастьем всех, чтобы прийти сюда. Это был не я. Это был ты. Это ты, Декс Форей, эгоист и идиот. Просто был собой.
Я склонился и поднял биту, но получил землю, черного извивающегося питона, и я тут же отбросил его и отскочил.
Майкл рассмеялся и посерьезнел.
— Конечно, было бы лучше, если бы они остались дольше. Твоя невеста, ее мать и сестра, твой друг. Если бы им не помог твой брат, мелкий червяк, мы бы сейчас не болтали, — он изящно встал с кровати, словно был миллиардером-плейбоем. — Они были в этом доме, так близко к вратам, и они смогли открыть дверь достаточно широко. Их страхом, энергией, силами было просто питаться. Они помогли открыть дверь. Но, боюсь, тебе придется делать остальную работу.
Я медленно покачал головой.
— Я не сделаю ничего для тебя, — сказал я, челюсть была напряжена, я пытался убить его взглядом. Это был не мой брат, так что ничто не мешало.
Его улыбка была быстрой, как молния.
— Но ты должен. Ты знаешь. Ты знаешь, что выбора нет, — он шагнул ко мне, питон ускользнул в чулан. Я посмотрел на меч на стене, я ходил на фехтование. Он был настоящим, мне нельзя было его трогать. Я тренировался с гибкими длинными мечами, но отец купил мне его все равно.
Он мог убить, если правильно ранить.
— У меня всегда есть выбор, — сказал я. — Как и у тебя.
Он фыркнул.
— Ты не понимаешь, да? Дурак-человек. Но это ожидаемо. Ты никогда не был самым острым инструментом. Деклан, у тебя нет выбора. Я заставлю тебя привести их. Ты сделаешь это снова. Я могу повлиять на мать, ее голову и душу легко захватить. Она новенькая. Она не знает толком ничего. Глупая.
Он вздохнул, посмотрел на пол, словно с сожалением. Я понял, что стук прекратился, хоть и хотел, чтобы мама была на другой стороне. Я бы попросил ее о помощи.
— Да, я попробую снова. И это сработает. Врата не закроются, а они не уйдут отсюда живыми. Они сбежали раз, но не сделают этого снова.
— Они сбежали, потому что ты — придурок, — сказал я, подвигаясь к мечу.
Его глаза сузились до змеиных щелок.
— Они сбежали из-за везения и глупости, из-за Майкла, показавшего им путь. Этот дом не должен был захватить его душу. Это не должно было так сработать.
— И как это работает? — я шагнул к стене.
Он раздраженно вздохнул.
— Я тебе говорил. Стены тут тоньше. Это место не существует в мире людей, это лифт между временем и пространством. Это — ближайший путь в ад. Они перейдут на ту сторону, и никто не забудет мое имя.
— Майкл О’Ши, — сказал я.
— Это не мое имя, — строго прорычал он, словно тер наждачную бумагу. — Ты умрешь, не узнав моего имени, но Перри… она узнает.
Я смотрел на него, на ненависть в его глазах. Хотелось считать это блефом, но это было бы ложью. Он уже ранил ее через меня. Я не мог знать, что он сделает дальше.
— Не трогай ее, — сказал я. — Прошлой ночью не было причины нападать.
Он улыбнулся с острыми зубами.
— Конечно, причина была, Деклан. Причина — ранить. Чтобы остальные страдали. Разве есть ненависть сильнее в мире, чем пострадать от рук того, кому верил? Мне нравилась ее агония, борьба за дыхание, боль в глазах, она думала, что ты ее предал. Прекрасно, — он замолчал. — Я снова это сделаю. И не только. Я буду держать ее живой, чтобы принести сюда, а потом врата откроются, и моя работа будет сделана, и она умрет, думая, что я — это ты. Она увидит последним твое лицо.
Гнева во мне хватило бы, чтобы пробить кулаком дыру в стене. Но он этого и хотел. Он хотел удвоить боль. Он хотел видеть это на моем лице, как на ее.
— О, — сказал он. — Кстати, ты будешь в сознании, но не сможешь помешать, пока я буду трахать ее ножом и разрезать от дырки до подбородка. Тебе придется смотреть на все это. Может, тогда ты сломаешься, — он шагнул ко мне. — И я убью тебя. Но не раньше. Ты для меня мертвым бесполезен, к сожалению.
Так я и думал.
Он не успел двинуться, я прыгнул к стене и схватил меч с крючков. Мое тело помнило старые стойки, и я направил на него меч, готовый ударить.
Он рассмеялся, откинув голову, прижав ладонь к животу, словно удерживая себя.
— О, Деклан, ты так глуп? Все время ты видел призраков, снимал их, и ты решил, что сможешь пронзить меня мечом?
Я медленно покачал головой.
— Нет, — сказал я и улыбнулся. — Этот меч не для тебя.
Он в смятении моргал. Я развернул меч и нацелил себе в горло. Я знал, что там смогу ранить. Эта рана убьет меня. Сколько бы ни было сил, клинок в горле довершит дело.
Он смог лишь расширить глаза в осознании, и я быстро приблизил клинок.
Странным было ощущение, когда я пронзил горло. Может, я умер быстрее, чем думал. Было не так и больно, лишь вспышка боли в горле. А потом боль утихла, и я ощущал лишь давление клинка, понимал, что тону.
Я тонул. Кровь лилась по горлу в легкие, наполняя их понемногу. Я рухнул на колени, отплевываясь. Я не пытался дышать, ухудшать, но инстинкт жизни был сильным. Я старался набрать воздух, хоть должен был умереть.
Я должен был умереть. Так я буду бесполезен для него. Он не сможет захватить меня. Не сможет навредить Перри. Он не приведет сюда ее семью, не откроет врата в ад. Он не сможет ничего, если я буду мертв.
Таким был план. Быстрый, но лишь такой у меня был. Я хотел умереть в колледже, после того, как меня заперли в психушке. Я хотел все бросить.
Я был рад, что не сделал этого. Было сложно, но я был рад, что держался. Я бы столько упустил. Меня злило, что я думал, что делал миру одолжение. Жизнь, хоть она и была гадкой, особенно, когда видел призраков, казался безумным и рос с чокнутой пьяной мамой и измотанным папой, все же была даром. Это звучало сопливо, но это была правда.
Если бы я убил себя тогда, то не встретил бы Перри. Я не нашел бы цель в жизни. Я не узнал бы радость и счастье. Я бы не ощутил себя целым. Я бы не познал настоящую любовь. Я бы не узнал надежду на будущее. Я бы ничего этого не узнал.
И убить себя, чтобы сохранить хоть немного, не казалось безумием. Конечно, было обидно. Умирать, когда ты мог жить, было жуткой шуткой бога.