Габриэлла Пэттен, Она ключ ко всему. Даже когда Барбара по инерции все еще настаивала на возбуждении какого ни на есть дела против Джин Купер на том основании, что у нее нет алиби — «Была дома с детьми? Спала? Кто может это доказать? Никто не может, и вы это знаете, сэр», — Линли направлял ее мысли на Габриэллу Пэттен. Когда они уже ехали в Ярд, он произнес:
— Все вернулось к Габриэлле. Боже. Какая ирония. Прийти к тому, с чего мы начинали.
— Так в чем проблема, давайте займемся ею, — сказала Барбара. — Мальчик нам не нужен. Мы можем ее арестовать, устроить серьезный допрос. Не сейчас, конечно, — поспешно добавила она, видя, что Линли включил печку «бентли», пытаясь как-то унять дрожь, которая сотрясала его, как в малярийной лихорадке. — Но завтра утром. Первым долгом. Она наверняка еще в Мейфере.
— Не пойдет, — ответил Линли.
— Почему? Вы же сказали, что Габриэлла…
— Допрос Габриэллы Пэттен ничего нам не даст. К этому преступлению не подкопаешься, Барбара.
Больше он ничего не сказал. Ее настойчивые расспросы: «Как это — „не подкопаешься“? У нас есть Джимми, у нас есть свидетель, он видел…» Линли прервал словами:
— Что? Кого? Синий автомобиль, который он принял за «кавалье». Светловолосую женщину, которую он посчитал своей матерью? Ни один прокурор не выдвинет обвинения на основании таких данных. И ни один суд в мире не вынесет приговор.
Когда они остановились у ее «мини» в подземном гараже Ярда, Линли повторил то, что уже сказал старшему суперинтенданту Хильеру. Что бы они там ни считали, она должна подготовиться к тому, что им может оказаться не по силам раскрыть это преступление.
— Даже учитывая показания мальчика, пока все сводится лишь к ощущениям, — сказал он. — А я бы не сказал, что этого будет достаточно.
— Для чего? — спросила она, испытывая потребность не столько в споре, сколько в понимании.
Но Линли ничего больше не добавил, кроме:
— Не сейчас. Мне нужно принять ванну и переодеться.
И уехал.
И вот теперь, в Чок-Фарм, оставив грязные туфли на крыльце, она пыталась разобраться в его заявлении насчет ощущений, одновременно роясь в сумке в поисках ключа.
Войдя наконец в дом, она скинула одежду и, оставив ее лежать кучей, проследовала в ванную. Включила душ и, когда от воды пошел пар, шагнула под обжигающие струи с бутылкой шампуня. Она намыливала голову, энергично терла, поворачивалась, подставляя тело под живительную влагу, и распевала песни из репертуара Бадди Холи. Когда она уже стояла в старом махровом халате, обернув голову полотенцем, раздался стук в дверь. Четыре резких удара. Стучали в дверь коттеджа.
— Кто это?.. — удивилась она и босиком вышла из ванной комнаты, затягивая пояс халата. — Да? — откликнулась Барбара.
— Здравствуйте, здравствуйте. Это я, — ответил тихий голос,
— Кто «я»?
— Я приходила вчера вечером. Вы помните? Тот парень по ошибке доставил нам ваш холодильник, и вы его разглядывали, а я вышла на улицу и вы пригласили меня посмотреть ваш коттедж, и я оставила папе записку, и…
Барбара не назвала бы это «пригласить». Она произнесла:
— Хадия.
— Вы запомнили! Я знала, что вы запомните. Я видела, что вы пришли домой, потому что смотрела в окно. И я спросила у папы, можем ли мы пойти в гости. Папа согласился, потому что я сказала, что вы моя подруга. Поэтому…
— Ох, честно говоря, я с ног валюсь, — сказала Барбара, все еще не открывая двери. — Я только что вошла. Может, пообщаемся в другой раз? Например, завтра?
— О~о. Видимо, я не должна была… Просто мне хотелось, чтобы вы… — Голосок обескураженно умолк. — Да. Наверное, в другой раз, — Затем повеселее: — Зато я кое-что вам принесла. Я оставлю на крыльце? Ничего? Это кое-что особенное.
Какого черта, подумала Барбара. Вслух она сказала:
— Подожди секунду, ладно? — Сгребла валявшуюся на полу одежду и отнесла в ванную комнату, вернулась к двери и открыла ее со словами: — Ну и что ты придумала? Твой папа знает… — и замолчала, когда увидела, что Хадия не одна.
С ней был мужчина. Со смуглой, темнее, чем у девочки, кожей, худощавый, в хорошем костюме в тончайшую полоску. Сама Хадия была в школьной форме, в косички на этот раз были вплетены розовые ленты, и она держала мужчину за руку. На руке этой Барбара заметила очень красивые золотые часы.
— Я привела своего папу, — с гордостью объявила Хадия.
Барбара кивнула.
— Но на крыльце ты не его собиралась оставить, нет?
Хадия захихикала и потянула отца за руку.
— Она веселая, пап. Как я тебе и говорила.
— Ты действительно говорила.
Мужчина разглядывал Барбару грустными темными глазами. Она тоже рассматривала его. Он был не очень высок, а тонкие черты лица делали его скорее красивым, чем просто симпатичным. Густые черные волосы зачесаны строго назад, а родинка высоко на щеке была расположена в таком идеальном месте, что Барбара могла бы поклясться — она искусственная. Возраст — от двадцати пяти до сорока. Трудно сказать, потому что кожа необыкновенно гладкая.
— Таймулла Азар, — вежливо произнес он.
Барбара растерялась, не зная, как отвечать. Может, это мусульманское приветствие? Она кивнула, сняв полотенце, проговорила: «Хорошо», и снова завернула голову.
Легкая улыбка тронула губы мужчины.
— Я — Таймулла Азар. Отец Хадии.
— Ох! Барбара Хейверс. — Она протянула руку. — Вы передвинули мой холодильник. Я прочитала вашу записку, а подпись не разобрала. Спасибо. Очень приятно с вами познакомиться, мистер… — Она свела брови, пытаясь вспомнить, что у таких народов считается фамилией.
— Можно просто Азар, мы же соседи, — сказал он. — Хадия настояла, чтобы я познакомился с ее новой подругой Барбарой сразу же, как только вернусь домой, но я вижу, что мы выбрали не лучшее время.
— Ну, ничего. Нормально. Почти. — Чего она мямлит? Барбара взяла себя в руки. — Я тут частично окунулась в Темзу, поэтому в таком виде. А в остальном со мной все в порядке. Но, вообще-то, который час? Еще не пора спать? Войти не хотите?
Хадия тянула отца за руку, нетерпеливо пританцовывая па. Отец положил руку ей на плечо, и девочка сразу же успокоилась.
— Нет. Сегодня вечером мы вам помешаем, — сказал он. — Но мы вам благодарны, Хадия и я.
— Вы ужинали? — весело спросила девочка. — Потому что мы еще нет. А у нас будет карри. Папа будет его готовить. Он принес ягнятину. Нам хватит. Даже много. Папа готовит чудесное карри. Если вы не ужинали…
—Хадия, — спокойно произнес Азар. — Веди себе прилично, пожалуйста. — Ребенок снова замер, хотя ее лицо и глаза так и сияли. — Разве ты не хочешь кое-что передать своей подруге?
—Ой! Да, да! — Она подпрыгнула. Из кармана пиджака отец Хадии достал ярко-зеленый конверт. Подал девочке. Она церемонно протянула его Барбаре. — Вот что я собиралась оставить на крыльце, — сказала она. — Можете не открывать сейчас. Но если хотите, можете и открыть. Если, правда, хотите.
Барбара вскрыла конверт и вытащила кусок желтой поделочной бумаги с зубчатыми краями, который в развернутом виде оказался лучистым подсолнухом, и в центре его красовались аккуратно отпечатанные слова: «Сердечно приглашаем вас на праздник в честь дня рождения Халиды Хадии, который состоится в пятницу в семь часов вечера. Вас Ждут Чудесные Игры! Вам Подадут Восхитительное Угощение!»
— Хадия не успокоилась бы, если бы приглашение не доставили сегодня вечером, — вежливо объяснил Таймулла Азар. — Надеюсь, вы сможете прийти, Барбара. Это будет… — он осторожно глянул на ребенка, — очень скромное торжество.
— Мне исполнится восемь лет, — сказала Хадия. — У нас будет клубничное мороженое и шоколадный торт. Вам не нужно приносить подарок. Думаю, у меня они и так будут. Мама пришлет что-нибудь из Онтарио. Это в Канаде. Она там отдыхает, но она знает, что это мой день рождения, и знает, чего я хочу. Я сказала ей перед отъездом, правда, папа?
— Правда. — Азар взял ее за руку. — А теперь, когда ты доставила приглашение своей подруге, возможно, лучше всего будет пожелать ей спокойной ночи.