— Расскажи, как ты его устроил.
С помощью сигареты, ответил он. Зажег ее, сунул в это чертово кресло, вышел через кухню и поехал домой.
— Пожалуйста, расскажи шаг за шагом, как ты это сделал, — попросил Линли. — Ты курил в этот момент?
Нет, конечно, он в этот момент не курил. За кого принимают его легавые? За слабоумного?
— Это была такая же сигарета? «Джей-Пи-Эс»?
Да, правильно, «Джей-Пи-Эс».
— И ты ее зажег? — продолжал Линли. — Покажи мне, пожалуйста.
Джимми немного отодвинулся от стола и резко спросил:
— Что показать?
— Как ты зажег сигарету.
— Зачем? Никогда не закуривали что ли?
— Мне бы хотелось посмотреть, как это делаешь ты.
— И как, по-вашему, я ее зажег?
— Не знаю. Ты воспользовался зажигалкой?
— Конечно нет. Спичками.
— Такими?
Джимми повел подбородком в сторону Хейверс, как бы говоря: «Вы меня не поймаете».
— Это ее спички.
— Знаю. И спрашиваю, воспользовался ли ты спичками на картонке, если не пользовался зажигалкой.
Мальчик опустил голову, сосредоточив свое внимание на пепельнице.
— Спички были такие? — снова спросил Линли.
— Пошел к черту, — пробормотал он.
— Ты привез их с собой или взял спички в коттедже?
— Он свое получил, — сказал Джимми, сам себе. — н свое получил, а дальше я прикончу ее. Вот увидите.
Раздался стук в дверь. Сержант Хейверс пошла открыть, последовал разговор вполголоса. Линли молча наблюдал за Джимми Купером. На лице мальчика застыло выражение безразличия, и Линли мог только догадываться, сколько боли, вины и горя скрывалось за этим выражением.
— Сэр? — позвала его Хейверс.
Линли подошел к ней. В коридоре стоял Нката.
— Прибыли с докладами из Малой Венеции и Собачьего острова, — сказала она. — Они в дежурке. Выяснить, что там?
Линли покачал головой и обратился к Нкате;
— Принесите мальчику поесть. Снимите отпечатки. Попросите его отдать обувь добровольно. Я думаю, он согласится. И еще нам потребуется что-нибудь для анализа ДНК.
— Это будет сложно, — сказал Нката.
— Его адвокат приехал?
— Пока нет.
— Тогда попробуйте склонить его к добровольному сотрудничеству, прежде чем мы его освободим.
— Освободим его? — быстро перебила Хейверс. — Но, сэр, он же только что сказал нам…
— Как только приедет его адвокат, — словно не слыша, закончил Линли.
— У нас проблемы, — заключил Нката.
— Действуйте быстро. Только, Нката, не волнуйте мальчика.
— Понял.
Нката пошел в комнату для допросов, Линли и Хейверс направились в дежурную. Она располагалась недалеко от кабинета Линли. На стенах висели карты, фотографии и диаграммы. На столах в беспорядке лежали папки. Шесть детективов — четверо мужчин и две женщины — сидели у телефонов, картотечных ящиков и за круглым столом, заваленным раскрытыми газетами.
— Собачий остров, — произнес Линли, входя в комнату и бросая пиджак на спинку стула.
Ответила одна из женщин-констеблей, придерживавшая плечом трубку в ожидании ответа на том конце провода.
—Мальчик приходит и уходит, почти каждый вечер болтается где-то допоздна. У него есть мотоциклет. Он выезжает через заднюю калитку и носится по проулку между домами, газуя и сигналя. Соседи не могут подтвердить, что он уезжал в среду вечером, так как вечерами он, как правило, уезжает, а все вечера похожи один на другой. Так что, может, он ездил, а может, и нет, но скорее всего — ездил.
Ее напарник, констебль, — мужчина в вытертых черных джинсах и хлопчатобумажной трикотажной рубашке с обрезанными рукавами, — сказал:
— Он настоящая шпана, между прочим. Ссорится с соседями, задирает малышей. Огрызается на мать.
— А его мать? — спросил Линли.
— Работает на Биллингсгейтском рынке. Отправляется на работу в три сорок утра. Приезжает домой около полудня.
— А в среду вечером? В четверг утром?
— От нее шума нет — только если заводит свою машину, — сказала женщина-констебль. — Так что в отношении Купер соседи ничего особенного рассказать не смогли. Между прочим, Флеминг регулярно к ним приезжал. Это подтвердили все, с кем мы говорили.
— Повидаться с детьми?
— Нет. Он приезжал днем, примерно в час, когда детей не было дома. Обычно оставался часа на два или больше. Кстати, он и на этой неделе был, в понедельник или во вторник.
— Джин в четверг работала? Женщина-констебль показала на телефонную трубку.
— Я это выясняю, но пока не нашла никого, кто мог бы нам это сказать. Биллингсгейт закрыт до завтра.
— Она сказала, что вечером в среду была дома, — напомнила Линли Хейверс. — Но этого никто не может подтвердить, поскольку она была одна, за исключением детей. А они спали.
— Что в Малой Венеции? — спросил он.
— Вот это вы в яблочко, — отозвался другой констебль. Он сидел за столом вместе со своим напарником, оба одетые в дорогу, причем так, чтобы не выделяться в толпе. — Фарадей покинул баржу примерно в половине одиннадцатого в среду вечером.
— Он сам в этом вчера признался.
— Но есть и добавление, сэр. С ним была Оливия. Уайтлоу. Их уход заметили двое соседей независимо друг от друга, поскольку спустить Уайтлоу с баржи и довести до улицы — целое дело.
— Они с кем-нибудь разговаривали? — спросил Линли.
— Нет, но прогулка была необычной по двум причинам. — Он стал перечислять, разгибая пальцы. — Первая, они не взяли собак, что странно, по словам всех, с кем мы беседовали. Вторая, — и здесь он улыбнулся, обнажив щель между передними зубами, — они вернулись к себе не раньше половины шестого утра, по словам одного типа по фамилии Бидуэлл. В это время он сам вернулся домой с художественной выставки в Виндзоре, которая сменилась вечеринкой, которая переросла в настоящую вакханалию, о которой ни слова жене, ребята.
— А вот это интересный поворот событий, — заметила Хейверс, обращаясь к Линли. — С одной стороны, признание. С другой стороны, цепочка лжи там, где в ней нет необходимости. Как вы думаете, сэр, на что это мы напали?
Линли взял пиджак.
— Давайте спросим у них, — сказал он.
Нката и второй детектив-констебль распорядились по телефону передать Джимми Купера адвокату, как только тот прибудет. Мальчик добровольно вручил Нкате ботинки, прошел через процедуру снятия отпечатков пальцев и фотосъемки. На высказанную как бы между прочим просьбу позволить срезать несколько волосков, он без слов пожал плечами. Джимми либо не до конца понимал, что с ним происходит, либо ему было все равно. Поэтому волосы получили, поместили в пакет и снабдили ярлыком.
Уже давно шел восьмой час, когда Линли и Хейверс проехали по Уорик-авеню-бридж и свернули на Бломфилд-роуд. Нашли место для парковки перед одним из элегантных викторианских особняков, обращенных к каналу, и быстро спустились на дорожку, которая вела к заводи Браунинга.
На палубе баржи Фарадея никого не было, хотя дверь каюты была открыта и снизу доносились звуки не то работающего телевизора, не то радио, смешанные с кухонными звуками. Линли постучал по дереву навеса и позвал Фарадея. Радио или телевизор торопливо приглушили на словах «…в Грецию вместе со своим сыном, которому в пятницу исполнилось шестнадцать лет,..».
Мгновение спустя внизу, загораживая лестницу, появился Крис Фарадей. Увидев Линли, он прищурился.
— В чем дело? — спросил он. — Я готовлю ужин.
— Нам нужно прояснить несколько вопросов, ответил Линли и ступил на лестницу, не дожидаясь приглашения.
Фарадей поднял руку, когда инспектор начал спускаться.
— Послушайте, а это не может подождать?
— Я не займу у вас много времени. Фарадей вздохнул и отступил.
— Вижу, вы позаботились о красоте жилища, — сказал Линли, имея в виду беспорядочно развешанные на сосновых стенах каюты плакаты. — Вчера их здесь, кажется, не было? Кстати, это мой сержант, Барбара Хейверс. — Он осмотрел плакаты, задержавшись у карты Великобритании, непривычно поделенной на секторы.
— В чем дело? — повторил Фарадей. — У меня ужин на плите, он подгорит.