Я сказал Аде бежать за Перри, уходить оттуда. Это все, что я смог.
Я не помнил остального. Я не знал, как оказался в Нью-Йорке, в старом доме, если он не должен был существовать.
И — от этого было еще страшнее — я не знал, где Перри, в порядке ли она. Если Майкл что-то с ней сделал, его кровь будет на моих руках.
Я пошел к двери и осторожно открыл ее. Разум уже хорошо работал, как и все ощущения. Я отказывался поддаваться страху.
Коридор казался другим, был другим. Хотя спальня осталась как в прошлом, чистой версией детства, коридор в другие спальни был черным, словно пожар оставил следы на стенах и ковре.
Но стены были не обожженными. Они были в черном веществе, что двигалось, стекало по стенам. Мне казалось, что если приглядеться, там будут существа, словно на стене пульсировали насекомые.
К счастью, свет в коридоре был только из широких окнах фойе, и детали не было видно. Я вышел, меня встретил холодный воздух, что ранил легкие, не давал дышать.
Раздался скрип, дверь комнаты Майкла открылась. Лиловый дым повалил оттуда и пропал.
Я не мог уйти без ответов, хоть и хотелось, и я пошел туда. Ковер был влажным под ногами, прилипал к ботинкам, пах плесенью и алкоголем.
У его двери я замер и заглянул. Комната Майкла не выглядела как моя или его в прошлом. Он был раздражающим ребенком, но ничто в нем не заставляло меня думать, что он был Дэмиеном из «Омена». Но теперь была другая история.
В комнате была черная пещера, проем обрамляли сталактиты, выглядящие как железные. Казалось, у пещеры нет конца, это был туннель холодных стен, что вел к пляшущему огню, словно в конце бушевал пожар.
— Деклан, — сказал брат, голос был низким, почти рычал. Он сидел на полу и смотрел в пустоту.
— Где Перри? — спросил я, надеясь, что звучу властно, но казалось, что я говорил шепотом.
Он поднял голову, я поразился его сходству с матерью. Нашей матерью. Но было сложно думать, что мы оба были от нее, потому что ему не хватало того, что было у меня. Я надеялся, что у меня это было. Его глаза были черными озерами без дна, в них не было сопереживания человека, он словно не был человеком.
Я подумал о матери, о последнем видении с ней. Что она сказала о нем? Что я не понимал?
Майкл холодно рассмеялся.
— Ты спрашиваешь, где Перри? Не о том, где ты, как попал сюда, и что с тобой будет. Ты спрашиваешь, где она.
Я изобразил силу.
— Где Перри? — повторил я.
Он склонил голову, как птица. Как ящерица.
— Она в порядке.
— Где она?
— Здесь, конечно, — сказал он. — Манхэттен. Прилетела искать тебя.
Сердце сжалось. Как Перри знала, где искать?
— Я сказал ей, — сказал он, читая мои мысли или лицо.
Я сжал и разжал кулаки.
— Зачем?
— Ты не удивлен тому, что ты здесь. Я думал, ты оценишь.
Я нахмурился, ощущая внутри гнев и смятение. Он сменил тему, и я попался.
— Оценю? Это место? Как же? Это ад.
Он улыбнулся, как змея.
— Знаю. Так всегда было, да? В этом и красота, не видишь, Деклан? Это всегда был ад.
Я прищурился.
— Я уверен, твой ад никогда не был таким жутким, как мой.
Он медленно встал, отряхнул костюм.
— Ты прав. Не был. Но у тебя было то, чего не было у меня.
— И что это? — где-то вдали в пещере я слышал тихие крики, но они утихли так же быстро, как начались.
— Любовь, — просто сказал он.
Я чуть не рассмеялся. Я не рос в любви. Мама выпивала и била, отец был без чувств, кроме гордости за Майкла.
— Мы были разными, — продолжил он, шагнув ко мне. Его шаги отражались эхом от влажных стен. — Ты знал? Что они боялись нас обоих?
— Почему? Почему они боялись? — я знал, что родители боялись меня, словно я был в слое грязи, что не смывался, хоть я не знал, почему. Я решил, что это из-за того, что я не так хорош, как их золотой Майкл. Я был странным, нескладным, творческим, вторым.
Но я не понимал, как они могли бояться обоих.
— Ты не знаешь, — отметил он, улыбнулся себе и покачал головой. — Не знаешь. Иначе ты жил бы иначе. Ты бы принял перемену. Как я.
— Слушай, — сказал я, — если ты мне начнешь рассказывать про смену облика, то ты не к тому обратился.
— А я думал, что ты открыт к новому. О, верно, — он щелкнул пальцами. — Ты же был на лекарствах. Закрывал разум, — я мрачно смотрел на него, он продолжил. — Это не бред, кстати. Ты знаешь, что наша мать была больна, да?
Я шумно вздохнул, мое дыхание застыло в воздухе.
— Еще как знаю.
— Она была слабой ментально… и любопытной. Она хотела ответов, хотела узнать, как справиться с тем, что видела — ужасы, призраки. Я верил, что она хотела лучшего для себя, вышла за нашего отца ради этого. Так хоть были деньги. Но мне надоело пытаться понять неглубоких людей.