«Это он случайно сказал “котенок”. А может, подслушал, подглядел. Он все может. И сквозь стену видит. Пальцем дырочку просверлит. Теперь все равно».
– Я видела у нее в руках струну!
– Струну? Какую струну?
– Не знаю… Гитарную.
– Гитарную струну? У кого?
– У Шурочки! Она сумасшедшая! Она стояла в подъезде у Павла со струной.
– Ну и что? А кто в наше время не сумасшедший?! Вот насчет Шурочки волноваться не стоит! Успокойтесь, любезная моя. Уже проверяли. Вы же знаете. Она больше по грибам. Проверяли – другие отдыхающие в тот же день видели ее в грибных местах под Новым Иерусалимом.
– В такую жару!? Там нет грибов.
Николай Андреевич прокашлялся:
– Грибов нет, а грибники есть. Видели ее там. Она там чью-то дачу осматривала. Все истоптала. Позвольте уж пошутить: существо она травоядное – лапа у нее не та, копытце. Нет у нее когтей. Тут другая.
«Почему другая, а не другой?» – подумала Ирина.
Николай Андреевич улыбнулся.
– Правда – это не то, что действительно произошло, а то, что мы об этом думаем. И у каждого своя правда. Вот, кажется, в заповедях все греховные страсти указаны: жадность там, зависть. А вот чего нет?! Главного – ревности. Однако ревность-то пострашнее всего бывает!
«Надо быть спокойнее. Теперь у меня все равно есть алиби. Надо на этом стоять. Лолитка не подведет, от слова не откажется… Она не оступится, раз обещала».
– О чем задумались, Ириночка? Хорошеньким женщинам нельзя много думать. Вижу, вижу, хотите что-то сказать. Жду, весь внимание.
«Сел в кресло, наклонился вперед, смотрит на меня. Ничего, смотри, смотри, я теперь ничего не боюсь. Только холодные колючки впились между лопатками».
Ирина зажгла свет. «Как сумрачно за окном. Притихшая неподвижная серая пелена за окном. Плывет по стене зеркало. В зеркале его плешивый затылок и лысина, как блюдечко. Тень на стене. Значит, так…»
– Я вспомнила.
«Надо смотреть прямо на него, не отводить глаз. Тяжело. Взгляд прогибается, провисает».
– И отлично. – Потер ладонь о ладонь, шорох сухой кожи. – Я так и надеялся, собственно, даже не сомневался.
– Вы спрашивали меня про шестое июля! – Ирина не смогла сдержаться, в голосе прорвалось торжество, радость близкой свободы. – Так вот, пожалуйста, я могу сказать, где я была.
– Ну-с.
– Я была у своей подруги. И она подтвердит, что…
– Главное, вы не торопитесь. Детали, нюансы, подробности. Ну, заодно и фамилии, конечно.
– Вот, пожалуйста. Она подтвердит, – повторила Ирина. Почувствовала: слова становятся легкими, пустотелыми, теряя убедительность, достоверность. – Я у нее была в тот день и даже ночевала. И еще один человек… Значит, адрес, фамилии? Записывайте. Вот.
– Постойте! Я догадался! Вы имеете в виду Лолиту? Вернее, Ларису Петровну? – лучезарно улыбнулся Николай Андреевич. – Ну, не ожидал. Это же несерьезно, Ириночка. Еще скажите, этот полоумный подтвердит. Ну, Вовчик, который у нее под кроватью живет.
«Все, все знает». Ирина, обмирая, почувствовала, как крошится, рушится все, казалось бы, устойчиво построенные ею укрытия. Кусками сыплется ее надежда на освобождение, безопасность. И она сама проваливается куда-то глубоко вниз, в темноту.
– Как же, побывал у Ларисы Петровны, – устало вздохнул Николай Андреевич. – В первую очередь. Побеседовали мы.
– Когда же? Нет! Я же только сегодня… – Отчаяние вырвалось у Ирины.
Николай Андреевич протянул руку, растопырил широкую плоскую пятерню жестом предостерегающим, как бы советуя далее не продолжать, чтоб не сказать лишнего, себе же во вред.
– Спрашиваете, когда? Для вас важно время? Только неверное у вас о нем представление, о времени. Все можно успеть. Такова наша профессия. Обязывает поспеть всюду. Так что, пока вы… бегали за Шурочкой. Кстати, как она насчет алиби? Впрочем, вряд ли, вряд ли. Вы, наверное, и не спрашивали, не в том она настроении. Так что в данный момент, ничего определенного в смысле алиби у вас нет.
– Почему? Лолита подтвердит, – не сказала, прошептала Ирина.
– Ах, Ириночка, ну зачем же эти детские игры, наивные уловки. Взял справку в больнице, потому и разговор у нас будет вполне конкретный. Шестого июля Лариса Петровна по настоятельному уговору вашей же подруги Натальи Ивановны легла к ней в больницу на предмет обследования, а возможно и операции. Но, к сожалению, я бы даже выразился – к прискорбию, ночью же, так сказать, самовольно убежала из больницы, даже не поставив в известность администрацию. И, купив бутылку водки, благополучно вернулась к себе домой. Так что шестого июля вы никак не могли у нее быть, и подтвердить это при всем желании она никоим образом не может.