И Прайдери, обойдя кругом эту рухлядь, тяжело вздохнул:
- Хорошо хоть кузница сделана на совесть...
А кузница была действительно сделана на совесть - вырубленная в скале, и уложенная тесаным камнем. Эта кузница простояла бы заброшенная не один десяток лет, и ей ничего бы не сделалось. Так что Прайдери с женой поселились пока в кузнице.
А потом Прайдери отстроил рядом с кузней дом, обзавелся хозяйством и позабыл слова жены о том, что и он, и она - сироты. Не придал этому значения. Вспомнил уж позже.
* * *
Четыре года жил кузнец со своей женой. Родила она ему одного за другим двух сыновей и двух дочерей. А еще через год Друза занемогла - упала, как мертвая, среди горницы нового дома, что выстроил для нее и для себя Прайдери. В ту пору жила с ними в доме девица-прислуга, смотреть за хозяйством и помогать Друзе с детьми. Она увидела, что с хозяйкой стряслась беда, увела детей в верхние горницы и во весь дух побежала за кузнецом. Когда кузнец увидел лежащую без памяти жену, закричал, как раненый вепрь, подхватил ее на руки, и кинулся из дому вон.
Как в беспамятстве положил он жену в возок, на сено, как в тумане запряг лошадей и помчался прочь со двора. Ехал он к отцу своему, прогнавшему его отцу, потому что не было на сотню дней пути от Диффеда лекаря лучше, чем отец Прайдери.
Без памяти, без чувств гнал он коней по дороге в родной дом. Гнал - и оглядывался, со страхом, с болью - а вдруг, пошевелилась, ожила? Но Друза лежала недвижно, как мертвая, ни звука не издавала, только глаза ее, зеленовато-голубые, как весеннее небо, смотрели на мужа. Без страха, без боли. Она просто ждала, что муж ее спасет, как спас однажды, когда стояла она на дороге без памяти, сил и надежды, посадив себе в возок. И от этого Прайдери становилось еще горше.
В отчий дом он прискакал на взмыленных конях еще засветло. На шум во дворе вышел из кузницы отец. Прайдери соскочил с телеги.
- Отец, ты дома.., - задыхаясь, промолвил Прайдери. Больше он ничего не успел сказать...
- Приехал, сын? Хорошо... Знать, померла твоя ведьма? - Кровь застыла у Прайдери в жилах от этих слов. Захолодело сердце, и вспомнились слова жены, Друзы, любимой: «Сироты мы с тобой, Прайдери...»
- Где мать? - спокойным и звонким голосом спросил кузнец у кого? У отца? Да нет, не похоже... Он отодвинул в сторону отца, как незнакомца, встреченного в толпе, и вошел в дом.
Мать сидела за ткацким станком, у окна, как всегда. При виде сына не выказала она ни радости, ни удивления.
- Здравствуй, сын. Задавай свой вопрос.
- Здравствуй, матушка... Зачем задавать вопрос, ты же знаешь его... Дай мне ответ.
- Твой отец - лорд здешнего Острова. Это ты хотел узнать? Только это?
- А какие ответы ты еще знаешь, матушка?
- Кто навел порчу на жену твою...
- Это я и сам знаю, матушка. Кроме тебя некому, - Прайдери говорил странные и страшные слова, ужасаясь их смыслу, но уверенный в своей правоте. Мать, к его ужасу, кивнула с усмешкой.
- Когда будешь говорить с отцом, скажи, что я умерла, лет десять тому... А теперь уходи... Уходи навсегда...
Окончательно ослепший от безнадежности и горя Прайдери выбрался из дома и, почти на ощупь, найдя телегу, не слушая удивленных вопросов неведомо откуда взявшихся братьев, взобрался в нее и поехал, не разбирая дороги, к Острову...
Был в устье широкой, полноводной реки Глейн странный островок. Как ни разливалась река, как ни мелела, все вокруг острова была глубокая да спокойная вода. Заставала ли рыбаков и купцов на реке непогода или буря, хорошо был виден остров. К нему и правили, искать спасения. В тихих водах пережидали непогоду. А на остров никогда не высаживались, после случая с рыбаком, что пристал к острову да провел там день и ночь...
Вернулся рыбак с острова не в своем уме. Все толковал про дворец из чистого хрусталя в котором жил, без малого, год, про красавиц-принцесс, что живут в том дворце, про их отца, что предлагал ему любую из дочерей в жены, про сокровища несметные, да про чудовищ, что эти сокровища стерегут.
Через неделю, в себя не придя, помер, иссох от тоски: «И чего же я, дурак, испугался! Чего же не женился я на младшей из дочерей!». Так и помер, а когда стали его пеленать, класть в могилу, разжали ему ладонь, а в ней - кольцо из червонного золота с королевскою короной. Тут уж все поняли, что не бредил рыбак, не померещились ему ни дворец, ни сокровища...