– Береги ногу, мама, не упади…
Мать обняла его и расцеловала в обе щеки:
– Какой ты холодный. – Потом она огляделась. – Но где Анника?
Томас постарался взять себя в руки, сжал губы на мгновение, прежде чем ответил:
– Ей пришлось уехать на работу.
Мать гениально изобразила ужас на лице:
– На работу? Сегодня? Ну надо же!
– Я прошу прощения за то, что мы опоздали, но нам удалось попасть только на «Норршхер», и мне пришлось много всего нести…
Внезапно он почувствовал себя невероятно усталым. Чертова Анника.
– Дорогой мой, неужели ты тащил все это в одиночку? Давай я помогу тебе…
Мороженое Эллен растаяло и упало на садовую дорожку, девочка потянулась за ним и закричала.
– Я не взял с собой палатку, – сообщил Томас, – но мне надо переодеть детей. Нам найдется место где спать?
– Конечно, ты сможешь жить в доме с нами. – Мать улыбнулась и привычным движением дружелюбно погладила его по руке. – Оставь вещи здесь снаружи, а потом папа и Хольгер занесут их в дом. Зачем тебе таскать все это? Заходи, выпьешь чашечку горячего кофе, а я позабочусь о детях. Пошли, Калле, Эллен, ой, какая ты грязная малышка, тебя нам придется засунуть в ванну…
Томас долго принимал душ, пока его мать переодевала детей и кормила их венскими булочками с ванильным киселем. И чувствовал, как тепло возвращается в его продрогшее тело. Он знал, что все образуется, близкие позаботятся о нем. А когда дети заснут, он сможет немного выпить с братишкой, пожалуй, взять лодку и порыбачить на рассвете.
В хорошем настроении он вышел в гостиную, одетый в широкий темно-красный отцовский халат. Свет снаружи проникал в комнату через огромные окна, надраенный до блеска пол ласкал его босые ноги.
– А вот и наш стильный стокгольмец, – сказала его тетя Марта и не без труда поднялась с дивана. Она тоже поцеловала его в щеку и похлопала по руке. – Дорис рассказала о твоей поездке, что ты справился с ней! Исключительно сам, со всеми детьми. Да, что я могу сказать, вот они современные мужчины, фантастика! Все организуют и упакуют для всей семьи…
Томас засмеялся немного смущенно и вытер уши полотенцем.
– Анника паковала вещи, – признался он. – Братишка уже приехал?
Тетушка Марта улыбнулась сочувственно.
– Бедный Томас, – сказала она, – жена, которая сбегает из дома даже в Янов день… Неужели ты не в состоянии повлиять на нее?
Зло внезапно охватило его, он словно окаменел, рука с полотенцем упала вниз.
– Ей досталось дежурить в праздники, – сказал он. – Мы предполагали, что подобное может произойти.
Произнося последние слова, Томас знал, что говорил правду. Он просто забыл.
– Писать о насилии и преступлениях – это действительно подходящее занятие для женщины? – поинтересовалась тетушка Марта.
Томас не ответил, направился в сторону кухни.
– Но, Марта, – вмешалась в разговор его мать, – сегодня женщины могут делать все то же самое, что и мужчины. – Потом она повернулась к Томасу: – Хольгер приехал утром.
– Папа! – крикнула Эллен, замахала ногами и протянула к нему руки. – Папа-папа-папа.
Он взял девочку с колен матери и посадил к себе на плечи. А потом пронесся галопом по всему первому этажу с ней, захлебывавшейся от смеха над его головой, и с Калле, висевшим у него на халате и кричащим: «Меня тоже, папа, меня тоже!»
– Нет, хватит детских забав, – сказал Хольгер из прихожей. – Сейчас пришла пора для маленького дьявола!
Анна Снапхане села в кровати, она не помнила, что за звук ее разбудил. Сердце неистово билось в груди, волосы прилипли к вискам, ее босые ноги замерзли. Несколько секунд она обводила взглядом пустую комнату, потом последствия бурно проведенной ночи навалились на нее снова. Она застонала и упала головой в подушки. Комната вроде как уменьшилась в размерах. Было жарко, под пуховым одеялом она лежала полностью одетая, сняла только носки и обувь, от нее плохо пахло.
«Я не хочу, – подумала она. – Никогда больше».
Похмелье отступило, его место заняло нечто другое. Шок или, пожалуй, страх. Она лежала, боясь пошевелиться, и прислушивалась к звукам старого дома, скрипам и шорохам, долетавшим со всех сторон. Дождь барабанил по крыше и подоконнику, Анна чувствовала присутствие рядом других людей. Она съежилась, лежа на боку, и мысленно проникала в разных направлениях и на разные расстояния.
Над ней Гуннар Антонссон медленно мерил шагами пол в своей комнате. Справа Бэмби Розенберг беспрерывно рыдала. Этот звук то усиливался, то затихал. Анна повернулась в кровати, чтобы не слышать его. Слева до нее доносилось бормотание Марианы. Анна поняла, что Мариана включила радио в часах, пытаясь замаскировать свой разговор по мобильнику, умнее ничего не смогла придумать.