— Жаль только, что это единственная твоя награда за спасение капитана от бесчестья.
— Обычно я получаю еще меньше, — заметил Алихан, ехидно улыбнулся и, отсалютовав, вышел.
Двумя днями позже, когда закончились совещания, на которых старшие офицеры обсуждали результаты маневров, командующая флотом Фанагия объявила об открытии спортивного фестиваля, который будет проходить на базе флота на планете. В фестивале примут участие команды со всех судов эскадры Фанагии, а футболисты «Короны» встретятся на специальном матче с магарийскими чемпионами — командой «Бомбардировки Пекина». Тарафа заявил, что команда немедленно приступает к интенсивным тренировкам — даже не дожидаясь, пока судно войдет в доки.
Вернувшись этой ночью со своей вахты, Мартинес не ограничился одной выпивкой. Да и двумя тоже.
Увенчанное куполом здание банка было построено из гранита в виде уменьшенной копии великого прибежища. Видимо, оно должно было символизировать постоянство власти, но теперь, когда великих господ больше не было, оно, похоже, символизировало что-то другое. Мистер Уэсли Уэкман, распорядитель, был чрезвычайно серьезным молодым человеком, хотя по его сверкающим ботинкам и модному браслету из человеческих волос можно было предположить, что вне стен банка он все же не столь чопорен, как в рабочее время.
— Ваша прибыль оставалась трехпроцентной с момента поступления в академию, — объяснил он. — И поскольку вы все это время не забирали полагающегося вам дохода, я могу с удовольствием сообщить, что сумма, лежащая на вашем попечительном фонде, превышает теперь двадцать девять тысяч зенитов, и всю эту сумму я смогу вручить вам в руки в день вашего двадцатитрехлетия.
Значит, через одиннадцать дней. По-террански — она знала когда-то одну особу, которая любила все считать в земных днях, — ей было бы двадцать лет.
Сула быстро прикинула, что можно купить на двадцать девять тысяч зенитов. Скромное жилье в верхнем городе или целый дом в приличном районе нижнего города. Или небольшую виллу с порядочным участком земли в провинции.
По меньшей мере дюжину костюмов от самых модных дизайнеров Заншаа.
Или одну подлинную розовую вазу в стиле помпадур, из Винсенны, датирующуюся четырьмя столетиями до покорения Терры, если поискать на аукционах в конце месяца.
Цены на фарфор были очень высоки, ведь аннигиляционные бомбы произвели в свое время массу разрушений на планете.
Потратить все наследство на вазу было странной фантазией, но Сула так упорно стремилась к этому моменту, что могла теперь позволить себе немного пофантазировать.
— Что мне нужно сделать, чтобы получить этот капитал? — поинтересовалась она.
— Заполнить небольшую бумагу. Если хотите, я могу оформить все прямо сейчас, и в день вашего рождения она вступит в силу.
Сула улыбнулась.
— Почему бы и нет?
Уэкман распечатал необходимые бумаги и протянул их Суле вместе с толстой ручкой с золотым пером. Потом он включил сканер, считывающий отпечатки пальцев, и толкнул его по столу к ней.
— У вас есть мои отпечатки пальцев? — изумленно спросила Сула. — Вы их хранили все это время?
Уэкман на всякий случай бросил взгляд на свои экраны.
— Да. Конечно.
— Не помню, чтобы у меня их когда-нибудь брали. — Сула закинула ногу на ногу, положила бумаги на колени и внимательно прочла их. Потом она вернула документы на стол, занесла ручку над строкой, где полагалось поставить подпись, и задумалась.
— Видите ли, — произнесла она, — я даже не знаю, что мне делать с этими деньгами.
— В нашем банке работает несколько консультантов по инвестициям, — ответил Уэкман. — Я могу представить вас мисс Мандолине — она сейчас как раз здесь.
Сула завинтила ручку.
— Дело в том, что я здесь проездом. Я даже еще не знаю, куда меня направят в следующий момент. — Она вернула ручку на стол Уэкмана. — Может быть, стоит оставить деньги на счету, по крайней мере до тех пор, пока я не сделаюсь лейтенантом?
— В таком случае вам вообще ничего не нужно делать.
— Ничего, если я возьму себе эти бумаги?
— Разумеется.
Она поднялась и вышла, провожаемая поклоном Уэкмана.
Что бы я стала делать с этой вазой, спрашивала она себя. У нее не было даже цветов, чтобы поставить в нее.
Надо будет зайти на аукцион и попрощаться.
Нечего было позволять себе мечтать.
— Бросьте его в реку, — сказала Гредель. — И проследите, чтобы он оттуда не выбрался.
Хромуша поглядел на нее с молчаливым одобрением, обнял и поцеловал в щеку.
— Я все сделаю хорошо, — заверил ее он.
Едва ли это возможно, подумала она, просто сделай это как можно лучше.
На следующее утро Нельда выгнала ее. Глядя на нее из-под налепленной поверх раны на лбу полосы лекарственного пластыря, она сказала:
— Я просто не могу больше видеть тебя здесь. Просто не могу.
В первый момент Гредель в ужасе решила, что тело Антония всплыло где-нибудь в районе Старого
Моста через Иолу, но тут же сообразила, что дело не в этом. Просто случившееся прошедшим вечером поставило Нельду перед необходимостью решить, кого она любит больше, Антония или Гредель. Она выбрала Антония, еще не зная, что выбирать его больше не имеет смысла.
Гредель отправилась к своей матери, и, увидев синяк на щеке дочери, Эва не стала возражать против ее появления. Гредель рассказала ей, что случилось, — благоразумно опустив часть рассказа, касающуюся разговора с Хромушей на лестнице, — и Эва обняла ее и сказала, что гордится такой дочерью. Они долго колдовали с косметикой, стараясь скрыть синяк.
А потом она повезла Гредель в Мараники, в кафе-мороженое Бонифация.
Хромуша и Панда помогли перетащить пожитки Гредель к Эве. Вещей оказалось много, у них все руки оказались заняты свертками и коробками с одежками, купленными для Гредель Кэроль и Хромушей. Блузы, штаны, платья, куртки, плащи, шляпки и туфли да еще драгоценности — все барахло, которое уже давно переполнило шкафы в ее комнате у Нельды и лежало аккуратными кучами на старом, потертом ковре.
Панду поразило, как аккуратно у нее все было разложено.
— У тебя тут все прямо систематизировано, — высказался он.
Эва на данный момент была в очень удачном положении. Ее мужчина был женат, посещал ее в строго определенные дни и ничего не имел против того, чтобы она проводила свободное время с друзьями или в кругу семьи. Но друзей у Эвы было немного — предыдущий ее мужчина не позволял ей ни с кем общаться, — и она была только рада, что сможет пообщаться с дочерью.
Хромушу поразило, что Гредель не захотела перебраться в один из его домов.
— Мне сейчас нужно побыть с мамой, — сказала ему Гредель, и, похоже, его удовлетворило это объяснение.
А про себя подумала: «Не хочу жить с тем, кто должен вскорости умереть». Конечно, ради нее он пошел на убийство, но значит ли это, что она должна оставаться с ним на всю жизнь?
Кэроль тоже была удивлена.
— Тебе нужно было перебраться ко мне! — объявила она.
Гредель обрадованно поглядела на подругу.
— Ты не станешь возражать?
— Конечно, нет! — с энтузиазмом воскликнула Кэроль, — Будем сестрами! Можно вместе ходить за покупками и развлекаться — вышло бы забавно.
Какое-то время Гредель наслаждалась заботой Кэроль и матери. Она проводила почти все время или с одной из них, или с другой, так что Хромуша даже начал ревновать или по крайней мере делать вид, что ревнует, — с ним трудно было разобрать, когда он серьезен, а когда прикидывается.
— Кэроль просто похитила тебя, — полушутливо жаловался он по телефону. — Вот ужо пошлю парней, чтобы отобрать тебя обратно.
Когда Эва была занята со своим мужчиной, Гредель ночевала у Кэроль. Места в ее большой кровати хватало. Тут она обнаружила, что Кэроль, вместо того чтобы засыпать, предпочитает доводить себя до комы: она набирала в шприц эндорфин и вводила себе дозу за дозой, пока не теряла сознание. Гредель пришла в ужас.
— Зачем ты это делаешь? — спросила она однажды, когда Кэроль достала шприц.