То, что пытался сделать Ярлат, казалось Суле вполне здравым. Отряду линкоров нужно было расправиться с тяжелой эскадрой противника, иначе уже никому не уйти из системы Магарии живым. Сула задала катеру новый курс и полетела наперерез эскадре наксидов, выстроив свои ракеты полусферой перед собой. Опять заработал аннигиляционный двигатель, вдавливая ее в кресло амортизатора. Опять ей приходилось бороться с чернотой, неумолимо наваливающейся на нее, лишая сознания.
На этот раз она очнулась от боли и от настойчивого сигнала тревоги, звучащего в наушниках. Отчаянно пытаясь набрать в грудь воздуха, она поняла, что болит грудная клетка, которой тяжело подниматься под собственным весом.
Постепенно к ней возвращалась память о происходящем. Взглянув на красные огоньки на дисплее, она вдруг сообразила, что они высвечивают показатели ее состояния.
Выругавшись, Сула поднялась с кресла, забыв, что дисплей проецируется прямо ей в голову и нет никакого смысла наклоняться к пульту управления, чтобы лучше разглядеть его. Дождавшись, пока в голове прояснится, она прочла, что ускорение было прервано, когда приборы зафиксировали пик артериального давления, представляющий опасность для жизни даже очень здорового человека. Ее тело просто не выдержало предельной перегрузки.
Однако текущие показатели не внушали опасений. С наступлением невесомости опасное для жизни состояние прекратилось, хотя в ближайшее время следует не испытывать судьбу и ограничиваться очень умеренными перегрузками. Оглядевшись, она обнаружила, что ее ракеты по-прежнему летят вперед, на противника.
Правда, смысла в этом уже не было. Ярлат с эскадрой своих линкоров встретился с противником и сейчас обстреливал его потоками ракет. На каждом линкоре было больше шестидесяти девяти пусковых установок, и все они сейчас непрерывно изрыгали огонь, выпуская одну ракету за другой.
Корабли Фанагии отвечали тем же. Проследить за ракетными следами было невозможно — их были сотни и они летели по сотням различных траекторий, одни прямо, а другие в обход, чтобы поразить противника со всех сторон.
Сула велела своим ракетам прекратить ускорение. Лучше приберечь их для последнего удара по противнику, если в таком возникнет необходимость.
С бортов кораблей Ярлата срывались лучи антипротонных излучателей, и корабли слегка разошлись, чтобы не задевать друг друга. Потеря двух эскадр чему-то научила Ярлата, и теперь все напоминающее обломки уничтожалось на большом расстоянии от кораблей.
Два корабля Ярлата погибли первыми, и Сула отчаянно закричала, увидев, как на том месте, где они только что были, вспыхнули два огромных огненных шара. Но и флагман Фанагии пал, пораженный ракетным ударом, а три крейсера повстанцев, находящиеся неподалеку от него, были разрушены взрывной волной.
А после этого обе стороны потеряли способность защищаться от атак противника. Ракеты заполонили все пространство. Ярость, триумф и горечь переполняли душу Сулы при виде того, как один за другим взрывались корабли — и свои, и чужие.
Под конец не осталось никого. Первая эскадра линкоров прекратила свое существование вместе с эскадрой тяжеловооруженных кораблей Фанагии.
Осталась одна Сула, дрейфующая со своими восемнадцатью ракетами к солнцу Магарии.
Похоже, пора было покидать поле боя. У наксидов оставалось еще как минимум сорок кораблей, а у флота метрополии не больше тринадцати — а может быть, и меньше, — за спиной Сулы по-прежнему сверкали огни сражения. Нужно было развернуться вокруг солнца Магарии, потом вокруг Ринконелла и лететь через первый тоннель к Заншаа. Похоже, что единственным ее вкладом в битву были шесть ракет, потраченных на отражение бессмысленных атак, предпринятых идиотами со своих кораблей.
От отвращения к собственной бесполезности сжимало горло. Она с трудом сдерживала слезы отчаяния. Вокруг нее были только смерть и руины, но даже к ним она не имела особого отношения — так, не более чем сторонний наблюдатель. Это было даже хуже смерти. Она оказалась недостойной даже аннигиляции.
Тянулись часы. Преодолевая отвращение, Сула ела галеты и пила соленую воду, которая должна была компенсировать организму потери соли на потение. Она чуть не потеряла сознание, раскручиваясь вокруг солнца, но удержалась, отчего ощущение собственной бесполезности сделалось еще сильнее.
Битва за ее спиной стихла. Может быть, у всех просто кончились ракеты. Судя по показаниям ее приборов, осталось всего шесть кораблей флота метрополии, преследуемых стаей вражеских судов.
Шесть кораблей, подумала она, из пятидесяти четырех. Целые миры перестали существовать сегодня.
Включая ее собственный. Она ненавидела флот так же сильно, как и любила, но он по крайней мере обеспечивал уверенность, стабильность, давал опереться на свои традиции, не говоря уже о таких низменных вещах, как еда и приличное жалованье. Все это теперь исчезло. Сула плыла посреди пустоты, защищенная только тоненькой скорлупкой, в сопровождении восемнадцати ни на что не годных смертоносных ракет.
Ее охватило отчаяние. Она чувствовала, как его холодные пальцы касаются ее лица. Выходит, что все, что она сделала, все, что пережила, было ради этого бессмысленного дня.
Наверное, смерть в долгу у меня, подумала она. Смерть задолжала ей не только это одиночество, не только этот полет по выжженному аннигиляцией пространству.
Смерть и Сула давно знали друг друга. Хотя раньше ей казалось, что Смерть могла бы быть не таким уж плохим компаньоном.
Вернувшись из банка, в котором она открыла счет на имя леди Сулы, Гредель увидела, как Кэроль дрожащими руками заваривает себе первую чашку кофе. Взяв кофе с собой, Кэроль направилась в ванную, чтобы отмыться от застрявшего в порах запаха алкоголя. Гредель вернула на место ее кошелек, включила компьютер и перевела со счета Кэроль на свой небольшую сумму, всего десять зенитов, — просто чтобы убедиться, что все работает.
Все работало как надо.
Я только что совершила преступление, подумала она. Преступление, следы которого выводят на меня.
Все, что было раньше, не шло с этим ни в какое сравнение.
Когда Кэроль вышла из ванной, они с Гредель отправились в кафе завтракать. Гредель рассказала подруге, что Хромуша теперь в бегах, и спросила, можно ли пока пожить у нее, чтобы Хромуша мог ее найти. Кэроль была восхищена. Она сказала, что в жизни не слышала ничего столь романтического.
Романтического? — подумала Гредель. Скорее вся эта история была предельно отвратительной.
Но Кэроль не была в затхлой маленькой комнатке в лайонском квартале, пропахшей аммиаком, и не на нее капал там пот Хромуши. Пусть остается при своих иллюзиях.
— Спасибо, — сказала Гредель. Но она понимала, что если останется с Кэроль, то скоро надоест ей, и та сделается злобной или обидчивой. Если что-нибудь делать, то нужно действовать быстро.
— Не знаю, как часто Хромуша сможет посылать за мной, — сказала она. — Но надеюсь, что в твой день рождения этого не случится. Я бы хотела отпраздновать его вместе с тобой.
Как Гредель и предполагала, в ответ на эти слова Кэроль моментально ощетинилась.
— День рождения? Мой день рождения был зимой. — Она помолчала и хмуро добавила: — Это был последний раз, когда мы с Сергеем были вместе.
— День рождения. — Повторила Гредель голосом Землянки — Я хотела сказать — земной день рождения.
И когда Кэроль нахмурилась совсем угрожающе, быстро объяснила:
— Твой день рождения по земному календарю. Я подсчитала, когда он будет, — понимаешь, это вроде игры. И по земному счету на той неделе тебе исполнится пятнадцать. — Гредель улыбнулась. — Так нам, выходит, поровну — мне исполнилось пятнадцать земных лет как раз перед тем, как я повстречала тебя.
Это было неправдой — по земному счету ждать дня рождения Кэроль пришлось бы еще целых три месяца, — но Гредель знала, что Кэроль никогда не станет затрудняться подсчетами. Скорее всего, она даже не знает, как это подсчитать.