Эпическое побоище превратило ухоженную пещеру в подобие трактира после всенощной попойки. Плетеная мебель валялась в живописном беспорядке, кое-где проломленная насквозь, кое-где — лишь изрядно помятая. Сбитые в неопрятный ворох циновки и покрывала устилали поверхности столов и тяжелых, а потому несдвигаемых диванов; веселенький полосатый пледик гордо раскачивался на свисающем со свода крюке, на котором еще утром был осветительный диод. Осколки тарелок и чашек сиротливо покоились по периметру помещения, явно свидетельствуя о том, что даже нанокерамика не переживает встречи с каменной стеной. Клочья синтетического наполнителя вились в воздухе, будто перья всполошенных и ощипанных птиц; в редких обрывках тряпок еще можно было угадать диванные подушки…
Посреди всего этого великолепия, привалившись спиной к боку дивана, на полу сидел Ичимару Гин собственной побитой персоной, а его колени воинственно оседлала Мацумото Рангику. Взъерошенная и все еще злая, она увлеченно тягала бывшего капитана за волосы, но он не сопротивлялся и только тихонечко ойкал, когда вновь обретенная невеста дергала особенно сильно.
— Гаденыш! — задыхаясь, приговаривала Ран-тян, — Сволочь! Мерзавец! — по ее щекам катились слезы, которых она, кажется, не замечала. — Эгоист несчастный! Только попадись мне!.. Я тебя прибью к демонам… Я тебя… — она вдруг всхлипнула, выпустила из пальцев серебристые пряди и обвила руками шею Гина, пряча лицо у него на плече. — Как же я тебя ненавижу-у-у!.. — девушка вздрогнула, плечики ее мелко затряслись. — Как же я тебя… как же я по тебе скуча-а-ала!
Ичимару осторожно, будто опасаясь нового всплеска ярости, обнял возлюбленную, и она заплакала — горько и одновременно облегченно. Гин длинно выдохнул, крепче прижал к себе плачущую девушку и пристроил подбородок ей на плечо. Когда он повернул голову, Ичиго и Бьякуе стал виден отчетливый след ладони на щеке бывшего капитана. Молодые люди переглянулись и выразительно округлили глаза.
— Ран-тян, — тихо заговорил Ичимару, поглаживая невесту по плечам, — ну Ра-ан-тян… Ну так правда было лучше! Ну честное слово, я не со зла. У тебя же мама в Фукудзиве, и дедушка старенький, и племянница эта твоя малолетняя. Ну представь только, если бы мы с тобой вдвоем исчезли, а на след Сопротивления вышли имперцы? Твою семью никто бы больше не увидел, даже следов не нашли бы. Ты смогла бы с этим жить? Я ведь правда о тебе думал!
— Негодя-а-ай! — прорыдала Рангику, теснее прижимаясь к нареченному. — О семье моей он думал! Свинтус ты, а не Лис!
— Конечно, думал, — вздохнул Гин. — Это и моя семья тоже, другой-то у меня нет…
Бьякуя дернул Ичиго за рукав и глазами показал, мол, идем. Молодые люди тихонечко, едва ли не на цыпочках удалились от проёма, оставляя примирившихся возлюбленных наедине. В таком же проходе по другую сторону разоренной пещеры в свете диодов сверкнула оправа айзеновских очков и взметнулись за спиной седые локоны Укитаке. Проверять Бьякуя не стал, но был уверен, что и в других коридорах прятались любопытные обитатели Саяна. Оставалось лишь надеяться, что всем остальным хватило такта уйти и не мешать объяснению Гина и Рангику.
— Откуда она здесь? — спросил Бьякуя, когда они отошли достаточно далеко.
— Оттуда же, откуда и ты, — беспечно отозвался Ичиго. — Сегодня в обед Улька и Гримм метнулись на Нихон, приволокли оттуда эту шальную красавицу и мелкого седого пацана.
— Хицугая, ее капитан, — кивнул Кучики. — А зачем?
— Ну так послезавтра же свадьба уже, — развел руками Куросаки. — А там в любой момент можно ждать «дружественного» визита квинси. Так что решили всех, кого надо вывести из-под удара, перетянуть сюда, чтоб их, во-первых, не послали воевать против нас же, во-вторых, не перебить в случае неразберихи, если придется самим пилить на континент. Не все ж друг дружку в лицо знают. Старик Ямамото хотел еще двоих капитанов к нам переправить, но что-то там не вышло. Я не очень в курсе, почему. То ли один не дался, то ли до него получилось достучаться, но он отказался переться сюда без кого-то там, я не знаю. Еще один впал в ступор и принялся орать о предательстве, только не родины, а дружбы и доверия. Я так понял, он в целом за старый Нихон и не слишком — за квинси, но его уж очень обидело, что до сих пор никто его не привлек к подполью и героическому шпионажу в пользу правого дела.
— Комамура, — усмехнулся Бьякуя. — Он всегда ценил дружбу выше, чем сомнительный долг перед пришельцами и захватчиками. Так и говорил: я служу Готею и Нихону, а не Императору. Вот только я думал, — он метнул на Ичиго быстрый взгляд, — что свадьба еще через недельку-другую. Неужели все уже готовы?
Куросаки пожал плечами.
— Думаешь, моим мнением интересовались? Сказали: послезавтра, значит, послезавтра. А что, ты возражаешь?
— Я не хочу пропустить свадьбу собственной дочери, — суховато отозвался Бьякуя. — И одну ее в логово врага тоже отпускать не хочу, а с перемещениями у меня не лучше, чем с формированием структур.
— А мы на что? — заулыбался Ичиго, глядя на спутника с некоей снисходительной нежностью. — Рукия сама совершит переход, Ренджи тоже, а я тебе помогу. Так же и договаривались, помнишь?
— Я надеялся не быть никому обузой, — прошипел Бьякуя, немного уязвленный тем, что мальчишка едва ли не вдвое младше будет водить его за ручку.
— Ой, да ладно! — отмахнулся упомянутый мальчишка, сияя улыбкой. – Сенкаймон не так уж и сложно сделать! Давай я тебе сейчас покажу, ты быстро освоишь. А послезавтра тогда будешь только следовать за кем-нибудь, чтобы не потерять направление и не промахнуться с дальностью. А?
Бьякуя еще только скептически скривил губы, а Куросаки уже обхватил его за талию, шепнул что-то странное, вроде бы «Гецуга Теншо» — и мир перед глазами смазался в серую полосу.
— Ну и где мы? — Бьякуя обвел взглядом темное пространство, более всего напоминающее шатер, судя по запаху и плотности материала — из натуральных шкур.
Куросаки повертел головой, кивнул сам себе и подошел ближе. Поднял на Бьякую глаза, посерьезнел и слегка напрягся.
— Я поговорить хотел, — твердо и в то же время немного неуверенно сказал он.
— Почему сейчас? И так… — Кучики вмиг осознал, что романтичного объяснения… (ну ладно, под сенью цветущих сакур не вышло, зато в наличии своды доисторического шатра) не избежать и постыдно стушевался, принялся тянуть время.
Ичиго вздохнул, сделал еще один маленький шажочек и оказался совсем близко, почти вплотную к Бьякуе.
— Потом может не быть времени, — хмуря брови, произнес он. — Никто ж не знает, как оно пойдет. Вот я и… — он осторожно сжал пальцы Бьякуи своими, искательно заглянул в глаза, — подумал… решил… Короче, не придумал ничего другого. А тут так удачно сложилось, что и ты один и рядом, и эта сумасшедшая рыжая всех распугала, и сенкаймон ты попросил показать…
— Я не просил, — напомнил Бьякуя, стараясь придать голосу холодности.
Куросаки снова глубоко вздохнул и опустил взгляд на их соединенные руки. Бьякуя давно заметил, что красноречием рыжий не отличался, предпочитая словам действия. Его неловкие ухаживания выражались, по большей части, в помощи и ненавязчивых подсказках, когда Кучики в них действительно нуждался. Поначалу едва ли не круглосуточное присутствие поблизости этого парня напоминало слежку и вызывало отголоски раздражения. Но потом Бьякуя привык и даже стал замечать, что если нигде в обозримом пространстве не видно рыжей макушки с непокорными вихрами, то гармония мира как-то не выстраивается.
Как относиться к этой юношеской влюбленности, он и сам не знал. С одной стороны, любовь с первого взгляда — прерогатива романов, которыми зачитываются омеги в период полового созревания, и даже в современном мире некоторые продолжают верить, уже будучи взрослыми людьми. Бьякуе такой беспечности испытать не довелось — на этот случай у него имелся суровый дедушка, пресекавший любую незрелость в суждениях на корню. С другой стороны, его роман и недолгий брак начались с того самого пресловутого первого взгляда и вполне могли оказаться счастливыми, если бы не жестокие обстоятельства. Ну и с третьей… Ичиго был красивым сильным альфой, с памятного всплеска рецессивных инстинктов ничего такого себе не позволял, к Бьякуе относился с трепетом. И, в конце концов, еще до судьбоносного перемещения на Саян Кучики подумывал о том, чтобы дать волю своей сущности, на собственном опыте узнать, что значит быть омегой в первоначальном и полноценном смысле.