Бывшая оборонительная армия, преобразованная в военизированную полицию, по-прежнему славилась самыми передовыми технологиями и самыми талантливыми учеными. В тайных лабораториях занимались всем, включая репродуктивную эмбриомеханику. Помочь супруге аристократа взялся сам Куроцучи Маюри, руководитель Двенадцатого научного подразделения, директор Бюро Технологического Развития, профессор Академии Наук Сейретея, завкафедрой практической евгеники Нихонского университета. Постигшая его неудача буквально сломила Бьякую.
После того, как Хисану отвели в палату госпиталя, он видел ее еще два раза, последний – через оконное стекло, стоя снаружи под серым весенним ливнем и насквозь промокший. Когда он пришел на следующий день, ему сказали, что его супруга не дотянула до результатов диагностики, и экстренная терапия не помогла. Где-то между многословными извинениями бледной медсестры и визгливыми покаянными воплями Куроцучи сердце молодого человека замедлило свой ход, скукожилось, затвердело, его душа перестала существовать, а жизнь утратила смысл.
И в этот роковой момент его подхватил Кёраку. Едва ли не силой заставил проглотить капсулу легкого энтактогена, вкратце рассказал о преимуществах службы в Готей-13, пообещал если не цель в жизни, то хотя бы занятие, которое отвлечет от горя. Бьякуя согласился молча и равнодушно. За прошедшие почти двадцать лет он не разочаровался в своем тогдашнем выборе, но и особой его ценности не ощутил. Помнил только, что почти двадцать – это девятнадцать лет, десять месяцев и четыре дня. Ах нет, взглянув на часы, подумал капитан, уже за полночь, значит – пять дней. Девятнадцать лет, десять месяцев и пять проклятых, одиноких, пустых дней.
Поспать удалось всего пару часов – его срочно вызвали на службу задолго до начала рабочего дня, причем предписали явиться не в родной следственный отдел, а на четвертый поземный уровень Улья, где обычно допрашивали подозреваемых и установленных нарушителей. Бьякуя дернул уголком рта, с мрачной иронией подумав о том, в качестве кого его туда вызывают – как следователя или наоборот? Но быстро собрался и активировал экстренный телепорт.
На четвертом уровне царили хаос и показательное выяснение, кто виноват и что делать. Отловив трясущегося рядового, Кучики выяснил следующее: арестованную вчера террористку Хинамори Момо в целях устрашения и психологического воздействия полночи продержали в зарешеченной камере напротив неудачного образца трансмутации. Все положенные по протоколу шесть часов девчонка безразлично рассматривала беснующееся существо, ни разу не вздрогнув, когда то бросалось на прутья своей клетки. Затем ее отвели в допросную, и вот там все и случилось.
Наручники сняли всего на пару мгновений. Этих полутора секунд террористке хватило, чтобы выпрямиться, раскинув руки, и что-то произнести. После чего ее тело взорвалось.
- Как – взорвалось? – недоуменно моргнул Бьякуя.
Рядовой принялся истерично кланяться и речитативом вопить о том, что он не знает, он не виноват, его вообще там не было. Кучики цыкнул на придурка и отпустил, все равно толку не добьешься. Настроение его, и без того не блещущее яркими красками, стремительно скатывалось в Евразийский желоб. Дело грозило перейти в разряд висяков, а их Бьякуя не любил. Мелкая упрямая девчонка была единственной ниточкой, по которой можно было дотянуться до ее группы – между прочим, все ушли, только она застряла, - а следом уже выйти и на руководство Сопротивления. Хоть на миллиметр приблизиться к нему. Кто бы мог подумать, что у тонкой ниточки окажется своя воля и достаточно решимости, чтобы порваться окончательно и бесповоротно?
- Какого дьявола?! – визг пронзил пространство так резко, что это ощущалось почти физически. Бьякуя поморщился – Куроцучи он тоже не любил, по совершенно личным причинам. А тот продолжал верещать: - Что значит: никаких следов? Как ты это себе представляешь, идиотка? Как от целого человека может не остаться никакого биоматериала?!
Бьякуя все же повернулся. Знаменитый ученый не при параде – к этому еще надо было привыкнуть, однако капитан шестого отряда только бровь слегка приподнял. Одну. Видимо, Куроцучи подняли с постели или оторвали от экспериментов на себе, любимом: синие волосы торчали во все стороны, белая краска на лице как-то сползла на один бок, являя всем желающим вид впалой небритой щеки. Из расхристанного ворота торчала тощенькая, какая-то куриная шейка. Куроцучи размахивал руками перед лицом своей помощницы, нервные пальцы его шевелились, как паучьи лапки.
Помощница взирала на истерику своего начальства равнодушно и молчаливо. Бьякуя помнил ее еще по клинике, в которой не смогли помочь его жене, и тогда Нанагоу Немури выглядела точно так же. Только позднее он понял, что по-другому она не умеет – в нее не заложено. Совершенное создание обратной бионики, квинтэссенция трансгрессивного трансгуманизма, прекрасный киборг, она могла лишь выполнять команды и, по слухам, ублажать своего создателя на ложе. Хотя проверять Бьякуя не стал бы, даже если бы ему за это приплатили.
Куроцучи подошел к Кучики, устало потирая лицо, отчего краска размазалась еще больше, коротко кивнул.
- Коллега, - сдержанно поприветствовал Бьякуя.
- Идиоты, - безнадежно проскрипел Маюри, - вокруг меня одни идиоты! Не примите на свой счет. Невозможно такое – чтобы тело взорвалось изнутри, без внешнего воздействия. Ее или должны были облучить, или в ней самой находилось взрывчатое вещество. При всем неуважении к противнику, даже нам еще до таких технологий ползти и ползти. А мне теперь это разгребать!
- Материалы для анализа?
- Ничего! – Куроцучи всплеснул руками, широкие рукава взметнулись. – Даже пепла не осталось! Ни ДНК, ни отрывочка хромосомки! Вы представляете, коллега?
- Нет, - честно и сухо ответил Бьякуя. – Не представляю.
Сбоку появилась Сой Фон, окинула мужчин мрачным взглядом, резким кивком головы пригласила следовать за ней. Капитаны прошли в небольшое помещение на два уровня выше, в котором их ждал толстый и всегда довольный жизнью лейтенант Второго отдела. Его бритый лоб негигиенично поблескивал по́том в отсветах работающих мониторов.
- Запись происшествия, - отрывисто бросила Сой Фон, кивая на центральный экран. Там, в мертвенно-белом свете допросной, было видно, как лаборанты что-то вкалывают террористке, после чего неторопливо и спокойно снимают с нее наручники. Один отвернулся, потянувшись к ремням фиксатора на допросном кресле, второй поднял руки, чтобы снять с девчонки остатки одежды. В это мгновение она вскинулась, распрямилась, губы шевельнулись. Маленькое тельце словно осветилось изнутри, свет мигнул на долю секунды… Далее запись демонстрировала вывороченное из бетона перевернутое кресло, разнесенный в хлам стеллаж с инструментами, валяющихся под стенами ошарашенных лаборантов. И никакой террористки.
- Ма-а-ать, - придушенно протянул Маюри. Бьякуя скосил на него глаза: ученый таращился в монитор, его желтые глаза светились, как семафорные огни и, кажется, пульсировали, он безотчетно жевал край своего рукава. Кучики ухмыльнулся одной стороной рта – той, что не была видна собеседникам.
- Что это? – сипло проговорил Куроцучи.
- Я у вас хотела узнать, - язвительно парировала Сой Фон.
- Слепки энергии сделали?
- Разумеется! За кого вы нас принимаете?! – глава отдела Воздействия заводилась быстро и, как правило, беспричинно, это все знали. Однако не переставал реагировать только директор исследовательского Бюро, но многие подозревали, что он делает это нарочно, чтобы позлить взрывную Сой Фон.
Бьякуя наблюдал за их перепалкой с минуту, потом едва заметно дернул плечом. Вопли тут же смолкли.
- Звук у этой записи есть? – спросил Кучики. Сой Фон скуксилась, неохотно ответила, что он был, но энергетический выброс при взрыве повредил аудиоканалы. – Ну так прочтите по губам, что она сказала. Это может быть важно.
Чертыхнулся лейтенант Омаэда, увеличил и приблизил изображение лица Хинамори Момо. Им потребовалось четыре минуты, чтобы разобрать два слова: «Хадзикэ, Тобиумэ», и в три раза больше времени, чтобы признаться самим себе, что никто ничего не понял.