Джууширо невесело усмехнулся.
— Уж ты мне поверь, — горько прошептал он. — Я смотрю на себя и прихожу в ужас. Все казалось таким простым там, на Саяне! Шун-тян и Джуро-тян были здесь и ждали меня, чтобы мы наконец смогли быть все вместе, и это было так правильно! Но вот наступило это наше «потом», и я в полной растерянности!
— Сэнсей, я не вполне понимаю, что вас тревожит, — честно признался Кучики.
Укитаке поднял на него удивленный взгляд, как будто его проблема лежала на поверхности, и только слепой мог ее не увидеть.
— Как же?.. — сделав бровки домиком, проговорил Укитаке. — Мы ведь с Шунсуем уже давно решили, что когда все более-менее утрясется, усыновить Ниджуро. А теперь я сомневаюсь, и это меня очень сильно огорчает. Выходит, что мы обманули мальчика. Что я обманул мальчика!
— Эта проблема легко решается, — самоуверенно заявил Бьякуя.
— Правда? — с сомнением уточнил его собеседник.
— Конечно, придется потерпеть, законопроект еще только в разработке. Потом наши достопочтенные советники передерутся сто раз, прежде чем договорятся, но рано или поздно рейгаи получат статус полноправных граждан, и тогда…
— Ах, разве дело в этом! — перебил Укитаке, отставляя чашку и подхватываясь со стула. — Я не зря завел речь о темной стороне своей души! Ты не представляешь, каким чудовищем я себя чувствую! Это просто ужасно, просто ужасно — так обманываться в себе самом! Я искренне верил, что все будет по-человечески, но теперь понимаю, что это была лишь ложь, которой я отгораживался от реальности!
Укитаке метался из угла в угол, а Бьякуя все меньше понимал, что происходит с его наставником. Он честно пытался уловить, в чем же так отчаянно винит себя Укитаке, но получалось плохо. Поэтому Бьякуя выдвинул нижний ящик стола, достал оттуда две рюмки и початую бутылку мезоамериканского рома и выставил все это перед собой. Услышав позвякивание стекла, Укитаке замолк на полуслове, озадаченно оглянулся, увидел, что делает его кохай…
— Вот это верное решение! — с чувством произнес Укитаке, падая на свой стул.
Потребовалось пять или шесть рюмок на нос, чтобы до Бьякуи наконец дошло. Сбиваясь и перескакивая на философские и лирические отступления, Укитаке в конце концов признался в легкой ревности к Ниджуро и своем совершенно аморальном плане сделать так, чтобы наследника Шунсую подарил именно рейгай.
— Я ведь уже не так молод, — жаловался Джууширо, мертвой хваткой вцепившись в рюмку, — да и здоровье у меня не очень… А Джуро-тян — он же и есть я, только юный и сильный. Меня, честно признаться, немножко тревожит, что Шунсуй окажется с ним в постели снова, однако уж лучше Джуро-тян, чем кто-то совершенно незнакомый.
— А на Саяне вас это не тревожило?
— Ах, Бьякуя-кун! Одно дело — просто знать, что твоего любимого согревает кто-то, кто создан из тебя же самого, и совсем другое дело — увидеть их вместе! — Укитаке одним махом проглотил содержимое своей рюмки, со стуком поставил ее перед Бьякуей и скорчил откровенно зверскую физиономию. — Прибил бы! — рыкнул он и поднял на Кучики стеклянный взгляд. — Наливай!
Бьякуя налил… свежего кофе. Напоить сэнсея не алкогольным напитком оказалось не так просто — всегда спокойный, рассудительный, благожелательный Укитаке сопротивлялся, как пойманный с поличным преступник. Спустя сорок минут и бесконечное количество уговоров Джууширо внезапно впал в меланхолию, немножко протрезвев, и вернулся в состояние задумчивой грусти.
— Понимаешь, Бьякуя-кун, дело ведь даже не в моей глупой ревности. Я ведь прекрасно знаю, что Шун-тян любит меня. А я люблю и его, и нашего славного Ниджуро, и если бы мальчик согласился стать родителем малышу, мы бы любили этого ребенка все, без оглядки, без каких-либо условий. Но это так некрасиво! Мы ведь обещали Джуро-тяну, что усыновим его, и мальчик много лет жил с мыслью, что у него будут родители, а теперь мне в голову лезут эти ужасные мысли… И чем я лучше всех этих сумасшедших ученых и лицемерных политиков, которые веками угнетали рейгаев, делая из них неодушевленные организмы? Получится ведь, что я просто низвожу Джуро-тяна до уровня… инкубатора! Бр-р-р!
Чуть более трезвый — и трезвомыслящий — Бьякуя постучал кончиками пальцев по столешнице, потер подбородок, поискал ответ на потолке… и, как ни странно, нашел.
— Укитаке-сэнсей, а вы с Кёраку об этом говорили? — спросил он. — И с самим Ниджуро? Может быть, капитан вовсе не хочет детей, и если вы усыновите вашего Джуро-тяна, его все устроит? Или, возможно, юноша не так уж нуждается в родителях — он ведь уже не ребенок, а был бы не против получить… двоих любящих супругов?
Укитаке несколько раз моргнул, глядя перед собой, и взгляд его стал осмысленным. Бьякуя следил за переменой эмоций на лице сэнсея и втихомолку изумлялся тому, что происходит с его собеседником. Неужто перемена места жительства так сказывается на умственных способностях?! Не может быть!
— Думаешь, нужно поговорить с Шун-тяном и Джиро-тяном? — просветленно воскликнул Укитаке, враз забывая о своей печали.
— Конечно, поговорить, — Бьякуя почти споткнулся на последнем слове, но увлеченный открывшимися перспективами Укитаке этого не заметил. Убегая, он от души расцеловал Бьякую в щеки, ввергнув того в полное недоумение, и исчез со счастливой улыбкой на лице.
Кучики проводил маленько поехавшего коллегу оторопелым взглядом и всерьез задумался. Не о работе, и даже не о странном поведении Укитаке — о совете, который ему дал. Поговорить. Легко советовать то, на что сам не можешь решиться!
Ичиго выслушал Бьякую внимательно, ни разу не перебил, но все время смотрел так пристально, что под конец у бравого капитана Готей-13 сел голос. Бьякуя устало вздохнул, опустил глаза и мысленно попрощался с этим рыжим недоразумением, без которого уже не представлял себе жизни.
— А в чем проблема-то? — Ичиго пожал плечами, присел перед Бьякуей на корточки и заглянул в глаза. — Сходи да поговори. По всему выходит, что эта барышня тебе… нам не чужая. Может, ей помощь нужна!
Бьякуя слабо улыбнулся и погладил Ичиго по щеке. К вечеру кожа на лице Куросаки становилась слегка колючей, и Бьякуе нравилось проводить по ней ладонью — было щекотно.
— Ты… боишься, что ли? — шепотом спросил Куросаки, прижимая пальцы Бьякуи к своему лицу. — Да ну!
— Я не знаю, — со вздохом признался Кучики. — Я чувствую, что надо поговорить с ней, но не понимаю, что именно сказать — и зачем. И к чему это приведет, я тоже не знаю.
Они помолчали. За тонкими стенами временного жилья вовсю кипела работа: слышно было, как перекрикиваются строители, как скрипят блоки, поднимая термопластовые листы для крыши будущего дома, как носится между мастерами Рукия, взволнованно излагая специалистам свое ви́дение процесса.
— Послушай, — тихо и серьезно проговорил Ичиго, — все будет хорошо. Если чувствуешь, что надо — сходи. Я с тобой, понимаешь? Я навсегда с тобой.
— А если я?.. — начал Бьякуя и умолк. Он хотел сказать: «А если я предам тебя? А если старые чувства вспыхнут снова, и эта незнакомка окажется мне ближе и нужнее, чем ты? А если я сделаю тебе больно?» — но слова застряли в горле.
Ичиго понял его по одному лишь взгляду. Рыжик мягко улыбнулся, ловко усадил Бьякую к себе на колени и крепко обнял.
— Это просто невозможно, — горячо и уверенно зашептал он на ухо преисполненному сомнений омеге. — Ты мой истинный, а я — твой истинный, и что бы ни произошло, кто бы ни встретился мне или тебе, нам с тобой никуда друг от друга не деться. Мы с тобой связаны навсегда, в болезни и в радости, или как там говорили древние? Называй это как хочешь: судьбой, зависимостью, чем угодно, но наша любовь — это константа, на которой теперь держится наш с тобой мир…
Ичиго говорил еще что-то утешительное и ласковое, гладил Бьякую по спине, словно малого ребенка, а тот просто грелся в сердечном тепле, которого так долго не хватало в его жизни, и удивлялся, за что мироздание преподнесло ему такой подарок. Ведь не заслужил, ничуть и ни разу. Прошло достаточно много времени, прежде чем Бьякуя осознал, что Ичиго молчит, а собственным щекам горячо и мокро. Уже не стесняясь, он вытер слезы тыльной стороной ладони и пристроил голову на плечо своего альфы.