— Ты меня отравила! — прорычал Ириан, и мне послышался треск пламени в его голосе.
— В целях эксперимента, ради науки! Не надо так сердиться, ничего тебе не грозило, ты бессмертный!
Яростные молнии в глазах Ириана сменились на молнии ледяные. Затаив дыхание, я смотрела в его человеческое лицо, черты которого дрожали и расплывались, будто готовясь к превращению в лицо сидхе.
«Своим телом он владеет идеально, но не своей магией, — отметила я машинально. — У человека от стресса, бывает, глаз дергается, а у сидхе — гламур плывет».
Какое-то время мы смотрели друг на друга в молчании. Шумно выдохнув, Ириан указал мне на дверь:
— Уходи.
Этого стоило ожидать. Я поднялась, дошла до кровати, на которой оставила свою сумку, накинула ее ремешок на плечо и пошла к двери. Взгляд Ириан так и жег спину, но не жаром ярости, а ледяным презрением. Злится, строит из себя оскорбленную невинность. А сам, между прочим, пошутил со мной куда жестче, притащив сюда.
Не выдержав, я обернулась и сказала:
— Да, я тебя отравила. Но мне нисколько не стыдно. Так тебе и надо за то, что заманил меня сюда. Не жди уважения от того, кого сам не уважаешь.
— Бесчестный человечишка будет меня учить? — бросил он надменно.
— Бесчестный? — удивилась я.
Недобро сверкнув глазами, сидхе пояснил:
— Как еще тебя назвать? Дианн рассказала, что ты не девушка.
— И что?
— Я привел тебя в холмы, потому что счел чистой и невинной. Но ты только выглядишь таковой… Я думал, ты самому королю в дары сгодишься, чуть не подарил ему плод надкушенный.
Развернувшись, я быстро вышла из его дома.
Хватит с меня выслушивать оскорбления! Да кто он такой, чтобы говорить мне такие слова? Какое ему дело до моей личной жизни? Хам, мужлан, дубина… От обиды перед глазами все расплывалось, в голове шумела кровь, и я не чувствовала ног — брела куда-то, спотыкаясь.
Это отличительная черта неблагих — гостей оскорблять? То я «цветочек поблекший», то «плод надкушенный», то «человечка недоделанная»… Да, я человек! Да, я не идеальная! Но сколько уже можно напоминать мне об этом? Я ведь не камень, я все чувствую, и когда меня оскорбляют, меня это задевает!
«Забудь!» — велел голос рассудка, но моя треклятая ранимость дала о себе знать. Остановившись, я шмыгнула носом и, понимая, что сейчас разревусь, как девчонка, залезла в кусты, чтобы никто не видел моей слабости.
Усевшись прямо на землю, я дала волю слезам. Слез было много, и вскоре я ревела не от обиды, а от стыда, что не могу успокоиться, что прячусь в кустах от всего мира, тогда как должна гордо стряхнуть слезы, забыть о произошедшем, и взять себя в руки.
От плача меня отвлекло шевеление кустов. Подняв голову, я увидела знакомую каргу.
— Ревешь? — деловито поинтересовалась она.
— Нет! — прогундосила я одновременно зло и жалко, и смахнула с лица слезы. — Глаза протекают!
Дианн — так, вроде, назвал ее Ириан — хмыкнула, пролезла ко мне в кусты, вытащила из своей корзины прозрачный флакон и… подставила к моей щеке.
— Давай, еще протекай, — подбодрила она. — Человеческие слезы — ингредиент редкий.
Я махнула рукой и выбила флакон из ее когтистых пальцев. Сочтя миссию выполненной, уткнулась лицом в сумку и продолжила протекать… плакать то есть.
Карга ахнула возмущенно, но флакон искать не стала. Покряхтев, она устроилась рядом со мной и потянула за край сумки, пытаясь вытащить ее из-под меня. Не прекращая плакать, я подняла голову, зыркнула на мерзкую фейри так, как она заслуживает, и прорычала:
— Пошла прочь!
Грозный рык в с сочетании со свирепым выражением моего опухшего зареванного лица впечатлили Дианн, и она оставила попытки нажиться на моем горе.
— Ну-ну, — протянула она миролюбиво, — не рычи. Я только посмотреть хотела на сумку твою зачарованную.
— Только сунься и без рук останешься!
— И что? Руки я новые вырастить могу, — усмехнулась карга. — Ты чего ревешь-то? Ириан обидел?
Я гневно фыркнула, не прекращая лить слезы. Данный ответ карга сочла утвердительным и проговорила:
— Плачь, плачь, детка… От людских слез здесь дивный ядомыжник вырастет. Ну, и что этот рыжий тебе сказал?
— Откуда ты знаешь, что сказал, а не сделал? — покосилась я на каргу.
— Да что он сделает, проклятый? Только языком теперь трепать и может, как жаба болотная. Раньше вот грозный был, могущественный, лучший риор неблагих — слово ему поперек сказать боялись. У-ух, какой мужик был… огонь! Король и тот мерк перед ним. Вот за это рыжий и поплатился, — задумчиво проговорила фейри, почесывая бородавку на подбородке.