– Себя понесем, куличи будут в нас, – она радостно улыбалась. – Конфеты где?
– Нету, не купила, – ответила я.
– Я так и знала.
Она потыкала в своего коловершу пальцем, тот отдал ей очищенное яйцо. Открыл пасть и вытащил оттуда большой кулек с конфетами. Ох и не фига себе, вот никак к нему не привыкну. Я с осторожностью дотронулась до пакета, мне казалось, что он сейчас будет весь мокрый и в слюнях. Нет, я ошибалась, обычный пакет с хорошими, дорогими конфетами.
– Это для тебя и для девчонки, а второй, попроще, – раздавать будешь, – сказала она, а чертенок вытащил второй кулек поменьше.
Я на нее внимательно посмотрела.
– Да не боись, нормальные они, традиция такая, конфетки на Пасху раздавать, – сказала она.
Мы пили с ней чай с куличиком, слушали, как поет соловей и где-то стрекочет кузнечик. Коловерша пытался прибрать назад конфеты, но бабка Матрена не давала ему это сделать.
– Пойдем, надо первыми прийти, – сказала она.
– Мы на мотоцикле поедем? – спросила я.
– Ты чего, ку-ку? – постучала она по голове. – Нет, конечно, пешком пойдем.
– Сейчас я коз подою. Да и Саша обещал утром зайти, – ответила я.
– Коз подоишь потом. Сашка твой не придет, он церкву охраняет. Платок на бошку натяни и юбку в пол, – дала она указания.
Я пошла переодеться и захватила куличи, яйца и конфеты. Она загнала свой мотоцикл ко мне во двор, и мы отправились с ней в местную церковь.
Пасха
Матрена для своего возраста довольно бойко вышагивала. До церкви нужно было идти минут двадцать. Мы разговаривали по дороге.
– Ты крестик надела? – спросила она.
– Угу, только я не помню, как креститься, – ответила я и покраснела.
– Я тебе там покажу.
Она притормозила, и мы остановились.
– Бадик давай, – сказала она коловерше.
Тот вытащил из пасти трость и отдал старушке. Со стороны чертенка не было видно и казалось, что бабулька вытаскивает палку из-за спины, как Скай Уокер джедайский меч. Я хихикнула.
– Чего ржешь, как лошадь? – буркнула она недовольно.
– Ой, я не знала, что в чертенке помещаются такие большие предметы.
Я стала его внимательно разглядывать и почесала ему шейку, где, оказывается, находился небольшой зоб-мешок. Он застеснялся и захихикал.
– Смотри-ка чего, а ты ему нравишься, и дотронуться до него можешь, – по-доброму буркнула Матрена. – Обычно он никого не жалует и укусить еще может.
– И сильно? – удивилась я.
– А то.
Чертик ощерился и обнажил ровный ряд остреньких мелких зубов. Потом стал серьезным и снова улыбнулся: теперь его пасть была похожа на звериную: клыки, резцы. Снова прикрыл рот, а когда открыл, то из него вывалился змеиный язык и такие же два зубика.
– Ну, все, хватит баловаться, – бабулька щелкнула его в лоб.
Он надулся и отвернулся от нас, продемонстрировав замечательный хвостик с кисточкой.
– Я не знала, что вы плохо ходите и вам нужен бадик, – сказала участливо я.
– Бадик для старушки – это не способ передвижения, это орудие борьбы, – ответила она и гордо потрясла тростью.
– И тележка туда же? – спросила я и рассмеялась.
– А как же. Тебе ни разу по ногам тележкой не прокатывались? – поинтересовалась она и хитро прищурилась.
– Ну-у-у, бывало. Еще и пихнуть ухитряются, – ответила я.
– А ты в ответ пихни, наступили – в ответ наступи. Особенно это церкви касается, часто некоторые граждане и гражданки негражданской наружности там свои нехорошие делишки проворачивают.
– Ну, это же нехорошо, это неправильно, нельзя так, – ответила я.
– Церква – это источник силы, и если умеешь им пользоваться, то и все твои задумки получаться будут, неважно, хорошие они или плохие в общечеловеческом смысле. Это как родник, из которого люди воду набирают, можно набрать воды попить, а можно и ноги там помыть, – ответила она.
Ну вот, как-то неприятно все это было слышать, хотя я и встречалась с колдовством в церкви, и люди не благости у Бога просили, а у прихожан счастье и здоровье забирали. Как-то бабулька – божий одуванчик тщательно вокруг меня веником мела и что-то себе под нос бубнила. Она метет, а я за веником кругом поворачиваюсь и смотрю на нее так внимательно. Почуяла старая, что что-то неладно и глаза на меня поднимает. Рот от радости перекосился, смотрит на меня злобно. А у меня в голове вертится: «Что мое – остается со мной, что твое – остается тебе». И так до тех пор, пока она не скрылась из виду. Спиной назад от меня пятилась.
– Чего затихла? – ткнула меня локтем Матрена. – А ли видела чего в церкви?