***
Аня прошла в квартиру и осторожно прикрыла за собой дверь, оставляя себя наедине с тем, что ждало ее внутри.
Бабку Славу она оставила позади в том же дезориентированном состоянии неприкаянного призрака. Она выйдет из него через пару дней, вернув плоскость реальности в прежнее положение, и, убедив себя, что все, что она видела, и все, что она слышала, все ее ощущения — это лишь ложь ее разума. Обманка, о которой и думать-то не стоит. Было и было, и тьфу на это. Только тогда она вернется обратно.
А может и не вернуться — все же ей сколько-то там дохрена лет. Разум в таком возрасте — гипсовая статуя, не гибкая и предельно хрупкая система. Не в этом возрасте стоит расширять границы восприятия.
Когда Аня уже открыла дверь, Бабка Слава осенила ее крестным знамением, на автомате, как будто сама не заметив этого. Но, сука такая, сделала это с чувством и всей своей православной энергией. Аня почувствовала, как благословление омыло ее лицо обжигающей волной, и заскрипела зубами от злобы.
Прошло время тех патриархов, которые могли развеять ведьму по ветру одним крестом. Та вера, сильная и безотчетная, ушла. Да и Аня не из самая последняя в своем роду. Но все равно неприятно.
И довольно оскорбительно. Ты человеку помочь пытаешься, а он тебе помойное ведро на лицо выплескивает. Фигура речи конечно. Но все равно.
— Буэээ, — только и могла ответить на это Аня, высунув язык, так словно ее сейчас стошнит.
Но Бабка Слава даже не заметила этого и продолжила смотреть куда-то сквозь Аню, очевидно в какие-то голубые дали и страны победившего социализма. В эту секунду, Аня почувствовала к этой старухе странную смесь омерзения, жалости и нежности.
Конечно в другие дни, когда она встречала ее в подъезде, Бабка Слава шипела на нее, крестила ее и назвала шмарой-проституткой-блудницей всесоюзного масштаба. Но признаться честно, Аня не была самым беспроблемным соседом на свете. И этих выцветших глаз, этого страха и непонимания, старушка все же не заслужила.
Аня была погружена в собственные мысли. Прокручивала их раз за разом, осмысливала и заново проговаривала, все что угодно лишь бы удержать концентрацию разума.
Ладно.
Все, девочка, соберись.
Все, ведьма, соберись.
Соберись!
Аня повернула замок на двери, окончательно принимая свою судьбу.
Квартира Бабки Славы была абсолютно не похожа на свою хозяйку.
Кажется, ее старший сын был замом кого-то в правительстве Москвы, а может и дочь, Аня лишь мельком об этом слышала. Но это хорошо ощущалось после первого же шага внутрь квартиры. Забота и много-много денег.
Обстановка в квартирке было предельно шикарной, из-за чего казалось, что проходя в нее из зассаного подъезда ты перемещаешься прямиком из старенькой хрущевки в особняк на Майми-Бич. Меняется воздух, уходят старые запахи , и ты окунаешься в тепло и приятные ароматы освежителя воздуха, которые въедаются в твои ногти и волосы. Словно телепортация, которая никогда не давалась Ане.
«Нихрена себе хоромы под моей лачугой», — такой была первая мысль Ани.
Здесь тихо.
Высокие натяжные потолки, кремовые и гладкие.
Вся правая стена коридора выходящего к прихожей — сплошные зеркала.
Там, где коридор поворачивает, в углу старинная ваза на подставке.
Картины, компенсирующие свою безвкусность размером, развешаны на левой стене.
Пару арочных проходов в другие комнаты.
Мрамор и пушистый ковер на полу, сразу и одновременно.
Рядом с входом, в небольшой нише в стене, уродливый каменный прудик с пластмассовыми лотосами и миниатюрным буддийским храмом.
Всего много и все немного чересчур.
Старинные часы и робот-пылесос, неторопливо движущийся по своей программе.
Звуки, затерявшиеся в закоулках огромного помещения. Кажется, это не одна, а несколько квартир, которым снесли стены и слепили вместе.
Тишина в такой огромной квартире звенит словно струна, натянутая над твоим ухом.
Аня была слишком маленькой для такой квартиры. Если так, то насколько терялась на ее фоне Бабка Слава?
Аня почувствовала, что страх заползает внутрь нее словно скользкий ужик, кажущийся на первый взгляд совершенно безобидным. Она почувствовала его длинное тело внутри своей трахеи, почувствовала, как он тыкается в разные стороны, пытаясь найти проход, как он двигается внутри ее пищевода, заполняя ее всю. Как он шипит и извивается и — главное — шепчет, шепчет, шепчет без остановки.
Все вокруг начало нарастать и давить на нее.
Прихожая внезапно стала тесной, стены уперлись в локти девушки, а этот высочайший потолок врезался ей в макушку.