Руки стали ворочаться и просить утреннего кофе.
Кроваво-черные прожилки заструились по коже ее рук вверх к плечам, к горлу Ани, чтобы впиться в него и запустить свои щупальца прямиком в ее пищевод как в заправском порно с тентаклями.
Ане было совсем не смешно.
Ей было очень даже страшно.
Где-то вдалеке, на границе миров послышался тонкий пронзительный вой, который с каждой секундой все нарастал, прорываясь в нашу реальность отвратительный гнойным потоком.
— Видишь, до чего ты меня доводишь, — сорвалась на крик Аня и встала с места.
Но ноги подвели ее, сломавшись, словно сухие ветви.
Она начала падать и рухнула бы на пол с громом и молниями, если бы не Оксана, рванувшая на ее спасение. Ее руки подхватили костлявое тельце Ани за плечи и рывком поставили на ноги.
Аню била крупная дрожь, она превратилась в хрупкое стекло, по которому хлещут градины с голубиное яйцо.
— Осторожнее, сестренка.
— Не прикасайся ко мне!
Аня отшатнулась от сестры и быстрым шагом направилась на выход из макдака. «Не стоило мне говорить с ней», — думала она про себя, а ее руки плотоядно смеялись. Они смеялись над ней.
Как они смели смеяться над ней?
***
Свет тусклого весеннего солнца пробивался сквозь серые облака.
Эти облака тяжелые, пропитанные свинцом, и кажется, что вот-вот они рухнут ей прямо на голову, размозжат череп и перемелют ее кости. Этого она боится.
Дома сгрудились вокруг нее, навалились своими бетонными тушами, оплели ее эстакадами и распяли на перекрестках. И даже самый грязный бомж теперь мог тронуть ее своими пальцами. И каждая крыса могла вцепиться ей в уши. Это она ненавидит.
Каждая клетка ее тела, пронизанная ведовством, вопила сейчас и кричала на древних языках, что она сама не знала и никогда не слышала. Они говорили с ней, но она ничего не слышала. Она зажимала нос и уши, но слова этих темных наречий все равно просачивались внутрь ее сокровенного места. Это заставляет ее исчезать.
Люди исчезли, и пепельный вихрь подхватил Аню под руки. Рывком ее подняло над этим серым городом, и она увидела Тех-Кто-жрет-этот-мир. Она увидела их глаза и их жвалы, и лапы, тянущиеся к ней, и закричала от ужаса.
Истинный взор, это все ее глаза, которые нужно вырвать, нужно выдрать их с корнем и прижечь ее глазницы расплавленным оловом…хватит, не надо! Я больше не могу.
С меня хватит правды!
Солгите мне!
Обманите меня!
Попирайте меня ногами и размельчите в муку — все что угодно лишь бы не видеть тех, кто ждет нас за гранью. Лишь бы отдохнуть хоть секунду от этого.
Аня рухнула на колени прямо на выходе из макдака.
Она устала. Она стала богиней усталости.
У нее кончились все силы.
Ее мысли — бисер, рассыпавшийся по полу.
Тело — туша козла, с которого содрали кожу.
Ее кости — прах древних королей.
А глаза — два ядовитых семени.
Она тяжела.
Ее живот выполз из футболки и вот-вот грозит лопнуть волной гнилых икринок. Она пытается их собрать, возит руками по гнойной жиже, но ее детки лишь проскальзывают меж пальцев, превращаясь на лету в цветки чертополоха. Смеяться ей разрешают, но если она не будет хорошей девочкой, няня выколет спицами глаза ее котенку.
От одной мысли об этом ее тошнит. Ее тошнит кровью и благими думами. Ее тошнит ее сутью. Ее тошнит. Ее тошнит. Ее тошнит. Ее тошнит. Ее рвет. Ее плющит. Все это можно прекратить.
Аня одна в темной комнате.
— Да пошел ты сука! — завизжала она на пределе своих сил, словно хотела разорвать свои связки в клочья. Клыки в ее рту начали расти, бесконтрольно увеличиваться, выпирая наружу острым частоколом. Они разрывали кожу ее щек, ее челюсть затрещала от нагрузки. Рот раскрылся, словно цветочный бутон, расползшийся полосками кожи, мясом и ее клыками. Череп Ани начал трескаться и крошиться, ее клыки раздирали его на куски, словно бы что-то из самых глубин ее души рвалось наружу. Что-то гадкое и очень хищное. — Отвали от меня.
— Нет, я следую за тобой.
— Это ненадолго.
— Достаточно, чтобы съесть тебя, Красная Шапочка. Я знаю тебя. Я видел твое лицо.
— Отвали от меня.
Она уже хотела вцепиться всем сонмом клыков в свои ладони, но кто-то успел перехватить их.
— Достаточно.
И, правда. Все кончилось.
В ту же секунду.
Аня стоит на коленях перед выходом из макдака, и ее руки — это действительно ее руки. Город вокруг нее — простое нагромождение людей и серых многоэтажек. Машины с визгом проносятся по эстакаде над ее головой. Тени лежат на земле смирно и тихо, зная свое место. Деревья пахнут весной, и зреющие почки на ветках блестят в отсветах тусклого солнца. Лужа рядом с ней — самая обычная, ординарная. Она рассказывает сказку о вчерашнем дожде.