Дистанцируясь от шумихи, которая поднялась вокруг его имени, Л.Ф. Клаусс продолжал занятия практической психоантропологией, обрабатывая огромное количество материала, накопленного также и в среде обитания бедуинов. Период с 1930 по 1935 годы он сам считал одним из самых насыщенных в своей научной карьере. Венцом этой деятельности можно считать учреждение вместе с Гансом Ф.К. Гюнтером в 1934 году журнала Нордического движения «Раса», в редакцию которого вошли известные специалисты Людвиг Плате, Фальк Рутке, Эрнст Рюдин, Пауль Шульце-Наумбург, Александр Тилле, Оскар Беккер и Эвальд Банзе, подаривший Клауссу маузер накануне поездки к бедуинам.
Клаусс всегда выступал за «нордизацию», но под этим понимал не просто выведение чистой породы длинноголовых блондинов. Он утверждал, что «нордизация начинается с одинокой работы каждого над самим собой». Он призывал отвергать все, что чуждо нордическому стилю, и поэтому всегда был желанным лектором в Гитлер-югенде, в Национал-социалистическом союзе учителей и в СС.
5.
В 1936 году Клаусс стал доцентом расовой психологии Берлинского университета. Но уже в следующем году у него начались столкновения с официальными органами – Расово-политическим отделом НАСДАП и с ведомством Альфреда Розенберга. Противниками Клаусса выступали те же люди, с которыми конфликтовал известный философ Эрнст Крик: Вальтер Гросс и Альфред Боймлер.
Вальтер Гросс, руководитель Расово-политического отдела, вступил в партию в 1925 году, когда ему был всего 21 год и имел членский билет № 2815. Биограф Л.Ф. Клаусса Петер Вейнгарт дает ему следующую характеристику: «Гросс не был ни глупым, ни смешным, а умным и способным к дифференцированным оценкам человеком». П. Вейнгарт называет его «фанатичным представителем национал-социалистической политики», «партийным иезуитом, специалистом по выборочной догматизации науки и адаптации, толкованию и обновлению расово-биологических партийных догм» и отмечает также, что Клаусс систематически недооценивал Гросса, как идеологического противника, и напрасно. Атаки на Клаусса велись достаточно изощренными методами. Сначала его обвинили в связях с оппозиционной организацией «Католическое действие». Некий доктор Фергау, за спиной которого стояли Гросс и Боймлер, будучи референтом по науке в ведомстве Розенберга плел интриги против Клаусса в Берлинском университете, видя в нем своего конкурента.
Клаусс, узнав о роли в этом деле Гросса, написал ему 17 декабря 1937 года письмо, с просьбой объяснить, чем вызвана критика с его стороны, ведь Расово-политический отдел взял на вооружение его главный принцип: «Каждая раса является высшей ценностью для себя самой» и даже вставил его в Нюрнбергские расовые законы. Гросс встретился с ним при свидетелях и заверил его, что речь идет всего лишь о недоразумении.
В тот же день, что и Гроссу, 17 декабря 1937 г. Клаусс написал письмо самому Гитлеру:
«Мой Фюрер!
На пятом году Третьего Рейха я нахожусь в более трудном положении, чем в 1921 году. Тогда я написал, вступив в конфликт с еврейским философом Гуссерлем, который считался моим учителем, книгу «Нордическая душа», продав все, что имел. Было понятно, что в либеральное междуцарствие это лишало меня шансов на будущее. Сегодня, когда я уже не так молод, как тогда, и когда последствия войны и многолетнего пребывания в Аравийской пустыне отняли у меня здоровье, я вынужден просить милостыню в министерстве образования. Иногда мне кое-что платят из «Фонда содействия подрастающему поколению», а потом снова перестают платить, так, что я, вместо того, чтобы заниматься творческой работой из месяца в месяц переписываю заявления и анкеты.
Так я живу в ужасном состоянии человека, который не может больше надеяться, что ко дню своей смерти выполнит поставленную перед ним Богом задачу целиком, а не только частично.
До 1933 года ни одному национал-социалисту не могло придти на ум клеветать на меня и мои произведения столь жалким образом. Сегодня на это отваживается даже разоблаченный лжец, и руководитель Расово-политического отдела поддерживает его в этом.
Я до сих пор не смог обработать результаты моих исследований, проведенных до 1933 года. Необработанный материал накапливается и ежедневно служит для меня новым упреком, так как у меня нет средств и, главное, помощников для его обработки. Один лишь мой архив расово-психологических снимков – более 8000 фото – требует столько побочной технической работы, что я не знаю, как заниматься ей без ущерба творческой работе.