Кажется, мир вокруг меня замедляется. Я слышу смех и разговоры друзей, но слов не разбираю, фокусируясь лишь на мужчине передо мной. Его тюрбан разодран сбоку; оголившаяся кожа покрыта коркой засохшей крови. Я знаю этого человека.
Я его убил.
Пытаюсь моргнуть, чтобы избавиться от видения, только он не исчезает. Рот заполняется солоноватой слюной, как бывает перед рвотой. Мне приходится сглотнуть через силу, сдерживая тошнотворный позыв.
Нажимаю на курок, и все возвращается к привычному ритму.
Пятнадцать выстрелов спустя мертвого мужчины уже нет, а Михальски шумно выдыхает.
– Боже, Трэв.
Руки дрожат, когда передаю автомат брату, однако я сомневаюсь, что кто-либо из них замечает.
– Это было… Ого.
Опустив бинокль, Эдди улыбается мне.
– Ты опасен, чувак.
Я смеюсь в ответ, но чувствую себя далеко не опасным. Сердце трепещется в груди. Переживает ли Кевлар аналогичную хрень? Или Мосс? Если позвоню им и спрошу, признаются ли они?
– Так вот где происходит гомоэротическое сближение между представителями мужского пола на фоне общих интересов? – произносит женский голос.
Это Пэйдж. В лучших традициях образа Расхитительницы Гробниц: оливково-зеленая майка, очки-авиаторы, волосы собраны в хвост на затылке. Она выглядит потрясающе.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я, засунув руки в карманы в попытке скрыть тот факт, что меня до сих пор потряхивает. Я дрожу.
Пэйдж пожимает плечами.
– Это местечко не назовешь секретным.
Михальски переводит взгляд на Райана.
– Чувак, так не пойдет. – Я редко с ним соглашаюсь, но на сей раз он прав. По негласному правилу на стрельбище всегда собираются одни парни. Я бы никогда не пригласил Пэйдж сюда. – Мы не водим девчонок на стрельбище.
– Какая разница. – Райан отмахивается от него. – Смирись.
– Нет, старик. Нет, – настаивает Дерек. – Это ритуал. Наш ритуал, и ты его нарушил. Так же, как увел у своего брата девушку, пока он был в Афганистане.
Повисает тишина, явно означающая "ох-черт-неужели-он-действительно-это-сказал?".
– Она порвала с ним, прежде чем между нами что-либо произошло, – возражает Райан. – Я не уводил у тебя девушку.
Он хочет в это верить, однако я знаю Пэйдж. И я знаю своего брата. Ему кажется, будто он жил в моей тени, но понимаете, в чем дело? Райан понятия не имеет, насколько легко ему приходится. Он получил все, чего хотел – включая Пэйдж – и ни разу отец не дышал ему в спину, понукая быть сильнее. Быстрее. Лучше.
– Он прав, Рай, – говорю я. – Ты частенько нарушаешь уговоры.
Я имею в виду то, что он пригласил Пэйдж на стрельбище, но ее блестящие губы растягиваются в самодовольной улыбке. Мне не нужно видеть ее глаза, скрытые за зеркальными линзами, чтобы понять – она смотрит на меня. Или понять, о чем она думает.
– Мальчики. – Пэйдж ступает на поле боевых действий, протискиваясь между Михальски и Райаном, словно рефери. – Вы можете поочередно пометить территорию вокруг меня позже.
Эдди, еле сдерживающий смех, давится содовой. Кока-Кола прыскает из его носа.
– Но я уже здесь, так что смиритесь.
Коричневая жидкость, стекающая по подбородку Эдди, вызывает у всех нас приступ хохота. Кроме Райана, который все еще злится. Я сужу по его напряженным плечам, и по манере его стрельбы. Он ни разу не попадает в мишень.
***
Кошмар вырывает меня из забытья. Та же дорога. Та же бомба. То же беспомощное отчаяние, с которым я наблюдаю, как Чарли взлетает в воздух, затем меняюсь с ним местами, вижу афганского мальчика, склонившегося надо мной, пока я умираю. Каждый раз в начале этого сна я надеюсь, что он закончится иначе, но финал всегда одинаков.
Я знаю, что больше не усну, поэтому сажусь за стол, включаю ноутбук, начинаю искать в интернете (и с легкостью нахожу) фотографии и видео своего отряда. Некоторые сделаны репортерами, повсюду нас сопровождавшими, некоторые – сослуживцами. Тут сотни фотографий, но я ни одной не видел прежде.
Запечатлены все. Чарли. Клифтон "Лыжник" Кралевски. Джаред "Голодающий Марвин" Перумал. Пералта. Я. Заметив фото, где Кевлар гоняется за козой по периметру лагеря, смеюсь вслух. Помню тот день, потому что Чарли тогда крикнул: "Ой, глядите, парни, Кеннет наконец-то нашел себе подружку!", а мы были настолько физически и морально измотаны, что ржали до тех пор, пока слезы из глаз не покатились. В подписи к снимку упоминается лишь про скуку, одолевавшую нас между патрулями, но не про длительную дискуссию на тему "Съесть или не съесть козу".