Он улыбается, похлопывая меня по плечу.
– Считай, что назначен в добровольно-принудительном порядке, только поверь мне, такой вариант – наилучший, ладно?
Харпер возвращается в банкетный зал в тот момент, когда мама Чарли и миниатюрная блондинка (Дженни, скорее всего), поднимаются на подиум с микрофоном.
– Добро пожаловать, друзья. Пожалуйста, занимайте свои места, мы начнем через несколько минут.
Приглушенные разговоры стихают, пока все рассаживаются. Морпехи массово занимают стулья в первых рядах. Я оставляю одно крайнее место для Харпер. Ее бедро касается моего, когда она садится. Я ощущаю тепло даже после того, как Харпер отстраняется, словно наш контакт до сих пор сохраняется.
– Спасибо, – говорит Эллен, взяв блондинку за руку. – Мы с Дженни благодарны вам за то, что вы присоединились к нам сегодня, чтобы почтить жизнь нашего сына.
Кевлар оборачивается, у него буквально на лице написано "ты-об-этом-знал?". Я лишь пожимаю плечом, молча указывая ему смириться с этим.
Эллен рассказывает о детстве Чарли, как однажды в ресторане он с ужасом обнаружил фламинго в меню – на самом деле это оказалось филе-миньон. Я не знал того мальчика, но завидую ему, ведь, несмотря на то, что его мама немного странная, между ними существовала связь, какой у меня с родителями никогда не было. Они проводили время вместе. Посещали места, не связанные с футболом.
Пока мама Чарли говорит, я краем глаза замечаю Харпер. Она утирает нос тыльной стороной ладони. Снимаю свои перчатки и отдаю одну ей. Вполне вероятно, что я нарушаю какой-нибудь дурацкий устав об униформе морпехов, но у нее нет платка, а перчатка вполне сможет его заменить. Харпер сбивчиво шепчет: "Спасибо".
Эллен не пытается изобразить Чарли патриотом, чья любовь к стране стояла превыше всего. Он был таким же, как мы – пытался понять, чего хотел от жизни, и каким способом лучше всего это получить. Его мать сильна духом. Выступает перед людьми со слезами на глазах, однако в истерику не впадает, рассказывая о сыне, которого у нее больше нет.
Завершив рассказ, Эллен смотрит на меня.
– Перед смертью Чарли писал мне на электронную почту так часто, как только мог, и в его письмах постоянно мелькало "Соло – то, Трэвис – это". Поэтому я бы хотела пригласить к микрофону Трэвиса Стефенсона, чтобы он сказал несколько слов о Чарли.
Я поднимаюсь и гляжу в сторону центрального прохода, пытаясь успокоить нервы, которые не были в таком раздрае с момента последней перестрелки в Афганистане. Сколько бы раз мы не сталкивались с талибами, всегда было чертовски страшно. Выдыхаю шумно. Хоть и не смотрю на Харпер, мне кажется, я чувствую, как она прикасается к моей ладони. Сжимаю пальцы, стараясь сохранить ощущение, после чего иду к подиуму. Эллен улыбается мне. Я жду, пока они с Дженни сядут, прежде чем начинаю свою речь.
– В Афганистане мы часто играли в покер по ночам. Так как у нас было мало наличных при себе, мы использовали воображаемые деньги. По последним подсчетам, я должен Чарли восемь миллионов долларов… – Его мама, сидящая в первом ряду, хихикает, что посылает по залу волну тихих смешков. Мой страх, будто шутка окажется неуместной, рассеивается. Я улыбаюсь, глядя на Эллен. – Очень надеюсь, что вы не планируете взыскать этот долг.
В ее глазах собрались слезы, она прикладывает пальцы к губам, улыбаясь. Я замолкаю на несколько секунд, окидывая взглядом многочисленных гостей. Такое впечатление, словно сюда пришли все жители Сент-Огастина. Родственники. Школьные друзья. Бывшие девушки, возможно. Кто-то из присутствующих наверняка имеет больше прав выступить с подобной речью, чем я.
– Я… эмм… Я долго пытался придумать, что же сказать, и сейчас, стоя здесь, по-прежнему не имею ни малейшего понятия. На ум приходят только не совсем приемлемые вещи, вроде его пристрастия к мисс Ноябрь, или того случая, когда он положил… Да уж, не берите в голову.
Прочищаю горло, смотрю в одну точку в противоположном конце зала, лишь бы не видеть платки и слезы. Вместо этого вижу Чарли. Он стоит, прислонившись спиной к стене, будто хочет услышать, что я о нем скажу. Как будто ждет, чтобы я рассказал его правду.
– Дело в том, что Чарли был просто… Когда мы впервые встретились, я принял его за настоящего мотарда – если вы не в курсе, это чересчур усердный морпех-новобранец. Потому что он всегда вызывался добровольцем. Кто вообще так делает? Однако позже я понял – такой уж Чарли человек. Он атаковал жизнь, чтобы ничего не упустить. И если я могу сказать хоть что-то, чего вы еще не знаете о Чарли – он ушел из этого мира столь же храбро, как прокладывал по нему путь.