Л и з а. Батя, чур, пять кнопок — мне.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. И мне пять!
А л е к с е й Л у к и ч. Это не для светского трепа. Это для дела. У меня нет времени накручивать диск.
Л и з а. Папочка, ну, мне одну кнопочку, для моего тренера.
Входит Л у к а ш а, рассеянно взглянул на концентратор.
А л е к с е й Л у к и ч. Усек, что это такое?
Л у к а ш а. Усек. У нас на АТС таких еще нет.
А л е к с е й Л у к и ч. А у нас есть. Фирма «Сименс».
Л у к а ш а. Вы знаете, по-моему, Барон и не ночевал. Я вот вспомнил: вчера я вернулся в первом часу — никакого лая… Кто его сегодня утром видел?
Молчание.
А л е к с е й Л у к и ч (мрачно). Правильно. И на кровать ко мне утром не лез.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. А ты был в скверике?
Л у к а ш а. Всюду был…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вдруг действительно что-то… Я позвоню…
Л и з а. Куда?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Ну, хоть в ветеринарную… (Набирает номер.) Алло, это ветеринарная?.. Простите, к вам не попадал случайно песик? Пудель, маленький, карликовый, шоколадный окрас?.. Не стриженый, такое лохматое чучелко?.. Да-да, голубой ошейник, импортный, с серебряной насечкой… (Слушает.) Как же так? Есть же хозяева. Мы — хозяева. Ну, не знаю… Должны были!.. (Опустила трубку, все на нее смотрят.) Ужасная история. Барона усыпили. Какой-то парень, студент, подобрал его, решил, что бездомный, хотел взять — не знаю, понес в поликлинику… Чтоб проверили, зарегистрировали. А ветеринар говорит: собака старая, зубы съедены, астма, — и сделали укол.
Молчание.
Л и з а. Только этого не хватало. Могу себе представить реакцию знакомых. Хороши хозяева: выпускали бедного старичка одного, недоглядели, погубили…
А л е к с е й Л у к и ч. Черт знает что. Зачем вообще его брали? Зачем я его вез из ФРГ? Задурили мне голову: детям нужна собака, они от этого, понимаешь, добрее станут. Стали! Ладно, нужна — подобрали бы бездомную дворнягу, вон их сколько, облагодетельствовали бы! Нет, подавай им пуделя с родословной. Бодо фон Зильбербах цу Хинтервальд. Сто колен знатных предков!.. Сами дальше деда не знаем. Модно, понимаешь. Борташевичи взяли — и мы туда же! У них «татра» — значит, и нам нужно. У них корт — завтра же начнется долбеж: чтоб и нам!.. (Отпихнув концентратор.) Вон дрянь эту зачем-то доставал!..
Л и з а. Не такая уж плохая смерть, укол — и все. Я и себе такой желаю.
А л е к с е й Л у к и ч. А нам ты тоже сделаешь укол, когда у нас будут съедены зубы?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Алеша!..
Л и з а. Я говорю, что думаю. Жаль, конечно, что он умер в чужих руках. Я Барона не выгуливала и не расчесывала, у меня на это не было времени, но я его любила. И он меня любил. Может, больше вас всех. Помню, когда я проиграла Маргарет Бойнсби, — на корте держалась, ничего, а домой пришла, вас никого, я уже всё, в разжиженном состоянии, а Барон не лает, тихий, прыгнул на колени и лижется…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Ну, любил-то он все-таки больше всех меня. Как-никак я его кормила. А как он пел под музыку… Задерет мордочку и воет… Особенно под Чайковского. Мы с ним часто слушали.
А л е к с е й Л у к и ч. Он оживал, когда я его в лес вывозил. Наши с ним лучшие дни. Совсем другая собака, и побежка другая, нос черный, налитой, весь шевелится… Вы его таким и не видели.
Зазвонил телефон.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а (сняла трубку). Да, Настенька, милая, скоро выезжаем. У нас несчастье в доме. Погиб Барон. Ну — как. Украли, разумеется. Какой-то мужик. Откуда я знаю, кто, — алкоголик. Видит — породистый песик, схватил — ив живодерню. Получил свой рубль, добавил на бутылку… От них же спасенья нет, тут как ни следи… Да… Постараемся… (Повесила трубку.)
Пауза. Всем неловко, все не смотрят друг на друга.
А что я могла сказать?
А л е к с е й Л у к и ч (мрачно). Я к Борташевичам не поеду. (Отошел к окну, отвернулся, закурил.)
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Я тоже… Я просто не в состоянии… (Взяла из той же сигаретницы сигарету, подошла к мужу; он дал огня — вежливо, но холодно. Оба молча курят, глядя в окно.)