Ж е н а. Ничего тут унизительного. Просто переутомился за неделю. И такая жара.
М у ж. Но я почувствовал: еще немного, и я на них брошусь с кулаками. Я их ненавидел как самых лютых врагов. А сейчас мне до такой степени противно… А их даже жалко как-то, честное слово… Что ты молчишь?
Ж е н а. Так, молчу… (Медленно.) Разумеется, не надо было кричать. Надо было просто сказать. Но так, чтобы они послушались. Есть люди, которые умеют так говорить. Нужна уверенность. Уверенность и самообладание.
М у ж. Может, еще надо было помахать читательским билетом Библиотеки Академии наук?
Ж е н а (помолчав). Знаешь, поехали домой. На двух автобусах. Мне тоже отчего-то так скверно стало…
М у ж. Отчего?
Ж е н а. Так. Я, разумеется, сочувствую тебе, и все такое… но… Я как-то не понимаю твоих реакций. Вот тебе уже их жалко. Но они все-таки поехали на этой несчастной «ракете», а мы — нет. Это частный случай, эпизод, я понимаю. Но ведь так — во всем.
М у ж. В чем — во всем?
Ж е н а. Во всем. Всю жизнь. (Помедлила, но все-таки решила договорить до конца.) Понимаешь, меня пугает твоя беззащитность. Неспособность постоять за себя самого, за меня… Ты всегда уступаешь, сдаешься. И для всех своих победителей всегда готов найти смягчающие обстоятельства. Все это безнадежно.
М у ж. Что ты имеешь в виду? Тот знаменитый разговор с Кондрашиным?
Ж е н а. Хотя бы.
М у ж. Пять лет назад?
Ж е н а. Ну и что?
М у ж. Неужели ты думаешь, что если бы я говорил тогда иначе, другим тоном, ну, не знаю — с другим выражением лица, — то теперь ходил бы в победителях?
Ж е н а. Не сомневаюсь!
М у ж. Доцентское звание, любимая тема, печатные труды?
Ж е н а. Да, то, что ты можешь и чего действительно заслуживаешь. И что не получил.
М у ж. Но есть же объективные обстоятельства!..
Ж е н а. Нет никаких объективных обстоятельств. Ты, оказывается, до сих пор этого не понял. Все решают детали, мелочи. Интонация, выражение лица. Если бы сейчас ты говорил твердо, властно, спокойно… и тогда, с Кондрашиным… (Махнула рукой.)
М у ж. Да. Много же ты на меня накопила.
Ж е н а. Ничего я не накопила. Но нам не двадцать лет.
М у ж. Разумеется, не двадцать.
Ж е н а. Пожалуйста, не обижайся, только этого недоставало, это уже самое глупое.
М у ж. А чего мне обижаться… Нам действительно уже не двадцать. (Посидели молча, отчужденно, глядя на реку.)
М у ж (как всегда, идя на сближение первым). Как-то легче стало дышать, правда?
Ж е н а (отсутствующе). Правда.
М у ж. В сущности, здесь неплохо. Так вот посидеть.
Ж е н а. Неплохо.
М у ж. Никуда не торопиться. Последние годы у меня все время такое ощущение, что вот — не успею, не догоню, упущу. Даже из-за пустяков. Пожалуй, больше всего из-за пустяков. Понимаешь?
Ж е н а. Понимаю. (Глубоко втянула воздух.) Действительно, как-то легче дышать. (Огляделась.) С реки тянет, и солнце как будто поубавилось…
М у ж. Облаками прикрылось. Видишь — перистые облака.
Ж е н а. Перистые?
М у ж. Помнишь, в школе проходили: кучевые и перистые. И расположились почти точно по кругу.
Ж е н а. Это называется ореол божьей матери.
М у ж. Откуда ты знаешь?
Ж е н а. Елена Николаевна рассказывала. Помнишь, на даче. В Ораниенбауме. Старушка из бывших.
М у ж (берет ее руку, прижимает к своей щеке). Не сердись на меня, ладно? Что все у нас так получилось.
Ж е н а. Я не сержусь.
Голос кассирши из динамика: «В одиннадцать ноль-ноль отправляется дополнительная «ракета». Продажа билетов будет производиться за пятнадцать минут до отправления».
М у ж. Ну и пускай себе отправляется. Я больше стоять не буду. А мы как решили, так и сделаем. Побродим, действительно, по городу… Пошли, пошли!..
С пристани доносится какая-то танцевальная музыка — из той, что набила оскомину, но действует безотказно. Он берет ее за руку, они делают несколько танцевальных движений.
(С неловкой лихостью.) Может, нам все-таки двадцать?
Ж е н а (с улыбкой). Не уверена.
М у ж. Идем. Пофланируем — без всякого плана, ничем себя не связывая, потом посидим в ресторанчике…
Ж е н а. В каком?
М у ж. Мало ли их там!.. В «Олене», в «Медведе», в «Охотничьем домике» — помнишь, мы видели рекламу?
Ж е н а. Десятиклассник сорокалетний. Что ты, не знаешь, что такое ресторан в воскресенье летом?