А ещё я хорошо запомнил многочисленные и будто списанные друг с друга репортажи со всех концов нашей когда-то необъятной Родины, в которых важные люди, собравшиеся из числа бывших коммунистов и комсомольцев по случаю выемок заложенных сегодня капсул времени будут весело смеяться при зачитывании этих посланий. Особенно, когда в текстах будут встречаться слова о до сих пор не наступившем у нас коммунизме …
Так и хочется нежно взять за грудки подобных оборотней со сверкавшими когда-то на этих раскормленных грудках красными значками, хорошенько их встряхнуть и вслед за инопланетными героями одного замечательнейшего советского фильма ласково так выдохнуть прямо им в лицо, мол, родной, это же последний выдох, могила, кладбище…[iii]
А владелица одного из кинотеатров в одном из южных регионов России, отнюдь не ею и даже не её южными предками построенного и названного в честь крейсера, возвестившего о заре новой эры, вообще отказалась извлекать такую капсулу, дабы не портить нажитое непосильным трудом имущество, и умотала от журналюг отдыхать куда-то на Кирибати.
В общем-то, я, конечно, человек не злопамятный, но несколько злой на таких люденов, да и память у меня очень хорошая, а потому сделаю всё возможное и невозможное, чтобы приватизация государственного имущества в моём варианте истории прошла по другим правилам игры. Или не быть мне Тёмны Власте… тьфу ты, Товарищем Маркетологом!
— Почётное право осуществить сегодняшнюю историческую закладку предоставляется супружеской паре лучших комсомольцев нашего факультета, организовавших первую в истории советского комсомола первичную ячейку абитуриентов и добившихся лучших результатов во время проведения сельскохозяйственных работ при осуществлении помощи нашему подшефному колхозному хозяйству, Ивану и Марии Шквориным!
Ну что ж, коли народ единогласно доверил, а партия единолично одобрила, придётся, как говорится, соответствовать и уважить обчество. Скажете, мы лицемерим? Ну ясен пень, лицемерим, но не более, чем прочие представители нынешней партийно-комсомольской номенклатуры, которые завтра высунув языки, сначала будут стоя аплодировать развалу великой страны, а потом выхватывать из пламени её пожара лучшие куски.[iv]
Едва успели замуровать в стену под мемориальной доской наше прочувствованное до слёз послание комсомольцам 2018 года, хе-хе, как меня очень вежливо отозвал в сторонку тип почти гражданской, несмотря на обилие татуировок, наружности и сначала просто молча сунул мне в руку чёрный речной окатыш, в просторечии именуемый галькой.
— Просекаешь булыгу? — сипло спросил тип, но тут же, словно спохватившись, извинился вполне нормальным голосом, — Прошу прощения, у меня временные проблемы социально- психологической адаптации после недавней отсидки. Я просто хотел у вас спросить, не узнаёте ли вы этот, как заверил меня один наш общий знакомый, драгоценный камушек?
— Как это вы меня здесь нашли? — недоверчиво спросил я вместо ответа, — Даже мой тесть с моей родной тёщей не должны были знать, по идее, где я сегодня собирался находиться!
— Тёщенька-то родная, может, могла и не знать, — осклабился урка, — Зато во всех местных газетах об этом чёрным по белому и огромными буквами прописано! Мол, так мол и так, такого-то числа, там-то и там-то комсомольский активист Иван Шкворин со товарищи осуществят закладку послания далёким потомкам. Вот я и подумал, а зачем мне переться в Академгородок в восьмом экспрессе или, прости господи, в простом двадцать втором, да ещё и место своей же жопой согретое попутавшим все рамсы наглым бабулькам уступать?
— Ну узнал я камушек, дальше что? — хмуро поторопил я посланника криминального мира.
— Не запряг — не нукай! — сверкнув яростным взглядом, окрысился тип, но, с в видимым трудом взяв себя в руки, снова перешёл на более вежливую форму общения, — Николай Александрович просил вас подъехать к нему, как только, гм, освободитесь.
Бли-и-ин! А ведь за калейдоскопически сменяющейся со скоростью кинокадров чередой промелькнувших с той первой злополучной встречи дней я как-то уже и позабыл про своё опрометчиво выданное воровскому авторитету обещание по поводу невиданного размера дивидендов в обмен за не мной спровоцированный нокаут его шестерящих бакланов.
Хотя, волноваться мне, собственно, не о чем, поскольку развёрнутая за эти три месяца под нашим чутким руководством сетевая маркетинговая структура, как оказалось, прекрасно подходит не только для эффективного распространения дефицитных товаров в условиях неусыпной борьбы со спекуляцией карающих органов, но и для не менее эффективного сбора самой интересной и разнообразной информации.
Так что, по здравому размышлению я понял, что мне есть чем ответить за свои слова, а потому с чистой совестью заверил посланника о своей готовности, как только, так сразу.
Тем не менее, вырваться из липких лап журналистской братии удалось только уже ближе к вечеру. Забросив Машку домой и захватив с собой кое-какие вещи, которые, по моему глубокому убеждению, сегодня должны были мне обязательно понадобиться, я сел за руль освободившейся после воскресной барахолки тестевой «буханки» и, с тревожным сердцем срывая непослушные передачи, покатил к домику заждавшегося меня Коши Ладного.
— Тот же лес, тот же воздух и та же вода, — нервно промурлыкал я себе под нос, оглядывая обступившие пристанище криминального авторитета мрачные кроны лиственной опушки и призрачно мерцающую в лунном свете излучину одного из многочисленных притоков Оби, — Только он не вернулся из боя… Типун мне на язык, если живой останусь, конечно!
В этот раз Коша Ладный принял меня во всё той же гостиной комнате, но без накрытого его любимой хрустальной посудой и дефицитными деликатесами стола. Хотя сам стол так и остался стоять на своём прежнем месте, играя поляризованными бликами от света всё так же висевшей под потолком многорожковой хрустальной люстры.
— А где же… — недоумённо оглядел я безлюдное, не считая самого хозяина, помещение.
— Отпросились! — усмехнулся тот, — Как узнали, что едет мечущий чёрный жемчуг карась!
— Нет уж, оставь её у себя! — хмуро бросил мне вор, когда я с кривой ухмылкой протянул ему ту самую памятную чёрную гальку, — Знаешь, я часто бываю, э-э, по делам в Средней Азии, а у одного из тамошних народов есть такой красивый обычай, по которому долговая расписка хранится у должника, а не у кредитора. Ты представляешь, какое чувство долга?
— Мне это довольно таки трудно себе представить, Николай Александрович, — отозвался я с лёгкой иронией на уровне дозволенного известными обстоятельствами стёба, — Я ж ведь, вообще-то, русский и, более того, как бы урождённый сибиряк, а не туркмен!
— Ладно, Иван, оставим этот ни к чему и никого не обязывающий трёп! — впервые назвав меня по имени, решил перейти сразу к делу авторитет, — Это правда, что ты дочь Тимофея Емельяновича от острого лейкоза исцелил? Ей ведь, говорят, лепилы напутали там что-то с химиотерапией, печень с почками надсадили, из-за чего пересадка костного мозга была абсолютно противопоказана. Только, ради бога, не спеши отнекиваться, Иван, твой ответ для меня и ещё одного человека очень и очень важен!
Вняв совету не спешить и одновременно с этим сообразив, что мою фирменную обувь, по крайней мере, сегодняшним вечером никто не собирается менять на тазик с бетонным раствором с целью превращения меня в подводного, хе-хе, Ваньку-встаньку, я задумался.
С одной стороны, всё было предельно ясно и понятно, а то, что Коша Ладный употребил в своей обычно свободной от фени речи блатной жаргон, назвав врачей лепилами, говорило о крайней степени испытываемого им во время разговора со мной волнения.
Но, с другой стороны, становиться всеобщим народным целителем, как бы это почётно, а, то, может быть, и выгодно, ни звучало со стороны многочисленных героев попаданческой литературы, не взирая на клятву Гиппократа, мне ну очень уж, почему-то, не хотелось бы.