Как в вариантах, так и в окончательной редакции Л. Толстой описывает атмосферу в семье Ивана Ильича после его смерти.
Вовлекая в обсуждение возможно большее количество студентов, преподаватель предлагает им поделиться впечатлениями об описании этой обстановки в вариантах и в окончательном тексте, определить при этом характер работы Толстого.
Легко обнаружить в окончательном тексте множество новых деталей: усилено замешательство человека в присутствии мертвеца, лицо которого, помимо значительности, выражает «упрек или напоминание живым». Иначе изображена жена Ивана Ильича: автор не так, как в вариантах, говорит о ее сходстве с другими вдовами. В окончательном тексте Л. Толстой как бы вблизи рассматривает обстановку: каждый предмет, каждое впечатление становится отчетливее и осязаемее. Так, в вариантах нет маленького инцидента с пуфом, с его «расстроившимися пружинами». А между тем этот инцидент наглядно показал всю неискренность чувств жены Ивана Ильича.
Необычно для Л. Толстого, вещи обнажают царящую холодность и фальшь. Но «говорят» эти вещи совсем не так, как они «говорят» у Гоголя. Там каждая вещь дополняет хозяина и как бы выражает его самого («и я тоже Собакевич»). У Толстого не вещи сами по себе, а отношение к ним человека характеризует его душевное состояние. Бедность внутреннего мира жены Ивана Ильича подчеркнута ее рассказом о страданиях мужа. По ее словам, он, «не переводя голосу», кричал трое суток. Но не его муки, а то, как его крик действовал на ее нервы, занимало Прасковью Федоровну.
В окончательной редакции повести фальшь составляет самую атмосферу жизни всех этих людей.
Вот друг умершего, Петр Иванович, после беседы с Прасковьей Федоровной ужаснулся страданиям Ивана Ильича. Но не сочувствие Ивану Ильичу, не боль за него потрясли Петра Ивановича, нет, «ему стало страшно за себя».
«Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная». Рассказывая о жизни Ивана Ильича, в вариантах и в окончательном тексте писатель дает ее не в последовательном развитии, а этапами, ступенчато. Видно, что Иван Ильич все больше отступает от правды.
Но в окончательном тексте повести Л. Толстой подчеркивает то, на что в первоначальных вариантах было только указано: с точки зрения общепризнанной морали и нравственности Иван Ильич не был дурным человеком; в служебных делах он был «чрезвычайно сдержан, официален и даже строг». Он отлично умел «отделять служебные обязанности от частной жизни». А когда это было продиктовано моментом, он принимал тон «умеренной либеральности», «легкого недовольства правительством», и это, несомненно, помогало ему в том, чтобы его жизнь в новом городе сложилась «очень приятно». Ничего этого не было в (первоначальных) вариантах.
И образ Прасковьи Федоровны, и мотивы женитьбы Ивана Ильича в окончательной редакции даны Толстым иначе, чем в первоначальном варианте. В первоначальной редакции Прасковья Федоровна уже немолодая девица, которая сначала «прельстилась», а потом «понемногу стала затягивать Ивана Ильича и затянула». В окончательном тексте она превратилась в самую привлекательную, умную, блестящую девушку того кружка, в котором вращался Иван Ильич, и он «установил игривые, легкие отношения с Прасковьей Федоровной». Тот образ Ивана Ильича, который создал Л. Толстой в окончательной редакции, постоянное стремление Головина к жизни «легкой, приятной, веселой и всегда приличной и одобряемой обществом» делали невозможной его женитьбу на женщине, подобно той «девице», о которой говорилось в первоначальных вариантах повести.
Иначе изображена и семейная жизнь Ивана Ильича, иначе мотивировано его разочарование в ней. Л. Толстой показывает, как, поднимаясь по служебной лестнице, Иван Ильич окончательно превращается в чиновника–бюрократа с прочно сложившейся философией.
В окончательной редакции повести Л. Толстой стремится подчеркнуть не столько индивидуальные особенности личности человека, сколько типические черты людей определенной среды и занятий. Например, описывая квартиру, которую устраивал с такой тщательностью Иван Ильич, Л. Толстой пишет: «В сущности же было то самое, что бывает у всех не совсем богатых людей, но таких, которые хотят быть похожими на богатых, и потому только похожи друг на друга». Усиливая в окончательной редакции разоблачающую критику чиновничества в целом, Л. Толстой в какой‑то мере идет по стопам Гоголя, неожиданно повторяя даже гоголевское выражение: «Покой был известного рода; ибо гостиница была тоже известного рода»[137].
137
Гоголь Н. В. Поли. собр. соч., т. 6. М. — Л., 1951, с. 8. В дальнейшем все ссылки даются по этому изданию в тексте, только с указанием тома и страницы.