Десять тысяч фейри, по его подсчётам. Целые полки фейри в доспехах из слоновой кости стояли прямо, как шомполы, с высоко поднятыми копьями, а среди них рекой развевались на ветру знамёна и вымпелы. Позади них стояли лучники, вооружённые длинными луками из чистого белого дерева, оперение стрел которых не принадлежало ни одному из известных в Творении существ. Ни одного из них нельзя было назвать иначе, как молодым и красивым, пыл войны исходил от них, как дым. Фейри с золотыми и рубиновыми трубами стояли в каждом полку, готовые издать победный клич, который был в сердце каждого Летнего фейри. Тысяча рыцарей в серебристых доспехах сидели верхом на крылатых конях, держа в руках длинные копья и щиты изысканной работы. Они выстраивались в свободный треугольник позади пехоты, их лошади нетерпеливо гарцевали. Дворяне резко выделялись на фоне остальных, красочные фигуры, сделанные из огня, стали и шёлка, которые искривляли воздух от жара, где бы они ни стояли. Не было двух одинаковых комплектов доспехов, каждый из них был шедевром, вид которого заставил бы заплакать смертного мастера.
Защитники были не менее примечательными. Солдаты праэс, одетые в отличительные цвета семьи, которой они присягали на своих плащах, охраняли несколько бастионов на стене, их кольчуги были чёрными, словно вороньи перья, как это было принято в Пустошах. Их оружием была острая гоблинская сталь, лучшие клинки Калернии, вложенные в руки мужчин и женщин, обученных с рождения использовать их на службе своему господину. Между ними рядами стояли дьяволы валин-фалме. Высокие, с тёмной кожистой поверхность тела летучих мышей, они носили доспехи с клеймом Волофа: красное и чёрное, изогнутый золотой лев внутри всплеска цвета. У них были копья и топоры из железа — металла, как известно, несущего фейри смерть. Среди всего этого были разбросаны небольшие группы тагреба и сонинке в сшитых на заказ одеждах, вокруг них мерцали панели огней, исписанные рунами. Боевые маги, лучшие из тех, что могла предложить Пустошь. Это была не та армия, которая будет действовать осторожно, даже против силы Лета. Это было воинство, вырванное прямо из старых дней крови и тьмы, когда вся Калерния боялась звука войны Праэс. Это была древняя мечта, но отец Масего научил его чему-то большему, чем увлечься ею.
— Я забыла спросить перед отъездом, но действительно ли мы хотим, чтобы Лето победило? — спросила Лучница, жуя сушёное мясо.
Масего моргнул, вынырнув из своих мыслей. В то время как он был заворожён, его спутница вовсе не казалась впечатлённой.
— Ты отвлеклась во время инструктажа? — удивился он.
— Да, — легко призналась она.
Подмастерье выругался.
— Я так и думал, что именно от тебя этого и следовало ждать, — упрекнул он.
— На самом деле это их вина, что они сделали совещание таким скучным, — хмыкнула Лучница.
— Они долго говорили о логистике и поездах снабжения, — с горечью согласился Масего. — Я не хочу ничего знать об этом.
— Я имею в виду, просто догадываюсь, — задумчиво помялась темноглазая женщина. — Обретённая не хотела бы, чтобы все люди в городе были убиты, верно?
— Я думаю, что нет, — рассудил Подмастерье. — Её раздражает, что люди убивают кэллоу, если только это не её рук дело.
— Итак, мы не хотим, чтобы Лето победило, — торжествующе отметила Лучница. — Они действительно часто сжигают вещи. И людей. Я не думаю, что они очень хорошо понимают разницу.
— Все сжигают людей, это обычный метод казни по всей Калернии, — рассеянно ответил Масего, пытаясь вспомнить что-нибудь о том совещании, кроме монотонного голоса Адъютанта и слишком большого количества выпитого Кэтрин. — Я думаю, мы можем захотеть, чтобы проиграли обе стороны.
— Такое бывает? — спросила она озадаченно.
Он взглянул на неё.
— Ты выиграла все бои, в которых участвовала? — скептически спросил он.
— Ну, нет, — сказала Лучница. — Я спарринговала против Леди Рейнджер. Никогда не наносила ей ударов, если она мне не позволяла.
Подмастерье опирался на свой обширный военный опыт, который состоял из трёх сражений, где он в основном проводил время, поджигая людей или взрывая их, когда Кэтрин просила.
— Я думаю, это похоже на шатрандж, — размышлял он. — Ты знаешь, ближе к концу игры, когда большинство фигур было взято. Мы хотим, чтобы обе стороны потеряли в силе.