— Ничего не выйдет, папа, — говорят они, а Ларри добавляет: — Вот посмотри.
Он подобрал одну монетку и швырнул ее об стену. Словно бы вспыхнуло радужное пламя — и все. От монеты даже и следа не осталось.
— Видишь? — спрашивает Лео. — Стоит нарушить структуру — и ты опять получаешь световые волны, которые движутся со скоростью сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду.
Это он правду сказал. Я взял с верстака коловорот и попробовал просверлить в десятнцентовике дырочку. Хоп! Ни монеты, ни даже пластмассовой оболочки. Ларри говорит:
— Вот видишь, папа, они годятся только на бесплатные сувениры. Забавная новинка, и ничего больше.
До чего же они оба у меня непрактичные!
— Так сделайте их тяжелее, раз уж вы научились их изготовлять. Подберите оболочку потверже. На такие штучки всегда есть спрос — иностранные монеты, цветочки там или даже мушка какая-нибудь красивая.
Ну, оказалось, они уже пробовали, только ничего не вышло. Монеты-то образовывались, но как только теплая пластмасса ударялась о матрас, они сразу исчезали. Ребята мне тут же это и показали.
Эх, получи я их образование, давно бы я был миллионером! Самых простых вещей сообразить не могут.
— Вот что, ребята! До того, как проецировать изображение, приклейте на негативе к монете крохотное ушко. И тогда в него можно будет пропустить нитку или проволочку.
Вижу, им неприятно, что они сами до этого не додумались. Ну, мне и захотелось их подбодрить. Это не дело, если отец собственных сыновей обескураживает. Я и говорю:
— Вот что, ребята. Я где-нибудь добуду золотую монету в двадцать долларов и закажу ювелиру приделать к ней ушко, как я вам и говорил. Вы изготовите побольше копий, и я покажу их Тони (это мой художник), а уж он что-нибудь сообразит. Прибыль поделим пополам.
Так мы и сделали. Они мне наготовили полный бочонок золотых монет (их изображений в оболочке, само собой). Золотые эти совсем ничего не весили. Тони понаделал из них всяких ожерелий, поясков, серег, обручей на голову, и расходиться они начали, как горячие пирожки. Я поставлял их крупным магазинам в Нью-Йорке и Далласе и бижутерийным лавочкам в Лос-Анджелесе. Они сразу вошли в моду. И выглядели совсем как настоящие. Да собственно, в некотором роде они и были настоящими. Только такие украшения из подлинного золота совсем оттянули бы руки или шею, а эти были легче перышка. Некоторое время спрос на них был очень большой, и мы порядочно заработали.
Да оно и понятно. Электричество обходится дешево, лазерный аппарат и трубка были уже изготовлены раньше, а двадцатидолларовая монета стоит в антикварном магазине всего семьдесят два доллара. Так что можете сами высчитать чистую прибыль. В общем, как я уже сказал, мы на них неплохо заработали.
Однако мода — это мода, и когда украшения из монет всем приелись и перестали расходиться, я попросил ребят изготовить мне кое-что еще.
Тут уж я пошел на расходы: купил восьмикаратовый бриллиант самой чистой воды и заказал для него съемную филигранную оправу (понимаете, такая оправа позволяла изготовить несколько моделей). Ну, с бочонком таких побрякушек можно было сделать настоящее дело. Из-за пленки камешки выглядели похуже оригинала, но все-таки сверкали неплохо, можете мне поверить. Я ограничился одним бочонком потому, что намеревался продавать такие украшения как редкость. У меня их было достаточно для десятков диадем, кулонов, подвесок и хватило еще для особого заказа — одна миллионерша, жена нефтяного магната, расшила ими свое платье к свадьбе дочки. Конечно, я не утверждал, что это бриллианты, как и не выдавал мои золотые монеты за золото, и торговал я ими как бижутерией, только особого сорта. Они стали специальностью моей фирмы и соперничали даже с австрийским горным хрусталем и стразами.
Я мог бы найти сотни способов, чтобы использовать затвердевшие голограммы, и сказал ребятам, что им пора бы запатентовать процесс, и поскорее. А пока больше ничего изготовлять не следует.
Они сразу согласились.
Хорошие ребята, только несерьезные. Видите ли, им все это уже успело надоесть. А что дело приносит деньги, их совсем не интересовало.
Тут как раз подошло рождество — время для нас самое горячее, — и я так захлопотался, что спросил ребят про патент только после Нового года. Они поглядели друг на друга, потом на меня и хором вздохнули.
— Мы решили не брать патента, папа.
Ага! Благородство взыграло, подумал я. Опубликуют формулу в каком-нибудь научном журнале и подарят свое открытие человечеству. А какой-нибудь ловкач добавит пустячок, да и возьмет патент на свое имя.