Клаузнер стоял, не двигаясь, глядя на доктора, и добрых полминуты не произносил ни слова. Доктор шевельнулся, пожал плечами и собрался уходить.
— Знаете что, давайте лучше вернемся, — сказал он.
— Взгляните, — заговорил вдруг Клаузнер, и его бледное лицо внезапно залил румянец. — Взгляните, доктор. Зашейте это, пожалуйста. — Он указал на след топора. — Зашейте поскорее.
— Не говорите глупостей, — отрезал доктор.
— Сделайте то, что я говорю. Зашейте.
— Не говорите глупостей, — повторил доктор. — Я не могу зашить дерево. Ну, пошли.
— Так вы не можете зашить?
— Конечно.
— А у вас в чемодане есть йод?
— Да.
— Так смажьте рану йодом. Все-таки поможет.
— Послушайте, — сказал доктор, снова порываясь уйти, — не будьте смешным. Вернемся домой и…
— Смажьте рану йодом!
Доктор заколебался. Он увидел, что рука у Клаузнера сжалась на рукояти топора.
— Хорошо, — сказал он. — Я смажу рану йодом.
Он достал склянку с йодом и немного ваты. Подошел к дереву, откупорил склянку, налил на вату йод и тщательно смазал разрез. Краем глаза он следил за Клаузнером, который стоял с топором в руке, не шевелясь, и наблюдал за его действиями.
— А теперь другую рану, вот здесь, повыше.
Доктор повиновался.
— Ну, готово. Этого вполне достаточно.
Клаузнер подошел и внимательно осмотрел обе раны.
— Да, — произнес он. — Да, этого вполне достаточно. — Он отступил на шаг. — Завтра вы придете снова осмотреть их.
— Да, — сказал доктор. — Разумеется.
— И опять смажете йодом?
— Если будет необходимо, смажу.
— Благодарю вас, сэр
Клаузнер снова кивнул, выпустил из рук топор и вдруг улыбнулся.
Доктор подошел к нему, осторожно взял под руку и сказал:
— Идемте, нам пора.
И оба молча зашагали по парку, торопясь домой.
Альфонсо Альварес Вильяр
Телеуправляемая коррида
В роскошно обставленной приемной табачный дым стоял столбом. Дым был такой густой, что, казалось, его можно жевать, и тщедушного человечка в нем почти не было видно. Он приходил сюда ежедневно уже целую неделю. «Дон Хосе не может вас сегодня принять», — неизменно говорили ему секретарши сеньора Карраско, импрессарио знаменитого матадора Эль-Наранхито. Они уже привыкли к «малышу», а он, сидя в приемной, видел, как перед ним с утра до вечера бесконечной вереницей проходят в кабинет дона Хосе пикадоры, киноактрисы, исполнительницы фламенко и просто искатели и искательницы приключений. Но этот тип, на визитной карточке которого рядом с именем стояло подозрительное звание «доктор физических наук», дона Хосе не интересовал: для него, мультимиллионера, любой ученый был чокнутым или бездельником. Наверно, думает выпросить тысяч десять на продолжение каких-нибудь исследований.
В этот день дон Хосе пришел к себе в контору в плохом настроении. Сказочный контракт для его подопечного, Эль-Наранхито, похоже ускользал из рук: латиноамериканские импрессарио осмелились сравнить знаменитого тореро с его заклятым врагом и соперником Эль-Лимонсито! Пока ни о чем договориться не удалось, и контракт повис в воздухе. Рядом с такой неудачей любая другая неприятность казалась сущим пустяком, и поэтому дон Хосе решил принять доктора Гонсалеса.
Отхлебнув виски из стакана, который сеньор Карраско, возлежавший на шведском диване, соизволил ему предложить, доктор Гонсалес закашлялся. Этот экзотический напиток он пробовал впервые в жизни.
— Выкладывайте, что там у вас, да побыстрее — у меня много работы, — сумрачно процедил сквозь зубы сеньор Карраско, разглядывая висевшую на стене бычью голову с рогами, которая, казалось, жадно втягивала сухими ноздрями кондиционированный воздух.
— Видите ли, дон Хосе, я работал в университете электрофизиологом… — заговорил доктор Гонсалес, покраснев, как девушка, признающаяся в полицейском участке, что она занимается проституцией.
— А что это такое? — грубо перебил его импрессарио.
— Сейчас расскажу. Мы втыкаем проволочки в мозг животным и пропускаем электрический ток…
— Друг любезный, вы ошиблись адресом. Мы втыкаем быкам шпаги и бандерильи, и не в мозг, а чаще в другие места.
— Пожалуйста, наберитесь терпения, дон Хосе. Я хотел вам сказать следующее: электрический ток может заставить любое животное делать только те движения, какие мы от него хотим. Главное — надо знать, куда вживлять эти самые проволочки, которые мы называем электродами…
— К делу, к делу, в лекциях по электро… как ее?.. я не нуждаюсь! И вообще, при чем тут я?
— Сейчас поймете. Я изобрел (вот посмотрите схему) аппарат, который позволит нам буквально вить из быков веревки.
Когда сеньор Карраско это услышал, сигара длиной в километр, дымившая, как вулкан, выпала из его пальцев. Казалось, от хохота у него вот-вот лопнет брюхо. Управлять быком, вить из него веревки? Такое может лишь Эль-Наранхито, но только для Эль-Наранхито изобретения этого голодного профессора ни к чему. Он представил себе, как этот мозгляк дразнит огромного быка батарейкой карманного фонарика.
— Еще минутку, дон Хосе. Все проще, чем вы думаете. Вам придется только подкупить кого-нибудь из служителей в стойлах, чтобы тот прикрепил к голове быка крохотный приемопередатчик ультракоротких волн. Это очень легко — у приемопередатчика есть присоски, он не принесет быку никакого вреда…
— А потом вы протянете километровый кабель, да? И будете управлять быком, как мои дети игрушечной машиной, которую я подарил им в сочельник? — с хохотом перебил его сеньор Карраско. Все это теперь ужасно забавляло его, и он уже не жалел, что принял доктора Гонсалеса — изобретателя четырех четвертей.
— Вы не даете мне объяснить, дон Хосе. Слышали о телеуправляемых ракетах? Так вот, здесь кабель тоже не нужен.
Теперь сеньор Карраско расхохотался еще громче: он представил себе быка, летящего со скоростью двадцать тысяч километров в час по направлению к Марсу.
— Посмотрите на этот аппарат, — и физик вытащил из футляра предмет, похожий на обыкновенный транзистор. — С его помощью я могу посылать сигналы приемопередатчику, укрепленному на голове у быка, а тот в свою очередь посылает ультракороткие волны нервным центрам. Я работал над этим изобретением больше десяти лет.
Каким же дураком надо быть, чтобы потратить десять лет па такую глупость, когда есть занятия, которые позволяют месяцев за шесть обзавестись великолепной квартирой и автомобилем новейшей марки! Но доктор Гонсалес невозмутимо продолжал:
— Короче говоря: если вы или ваш человек пришлепнете эти аппаратики на головы быкам, с которыми будет драться Эль-Лимонсито, я все устрою так, что Эль-Лимонсито провалится, и тогда ваш подопечный станет первым на Национальной Фиесте.
Дон Хосе утратил дар речи — последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел, только бы ненавистный Лимонсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям — если бы те еще жили в Испании. Возможно, даже вероятней всего, что предложение этого жалкого маньяка — чистое надувательство, но в такой ситуации, как сейчас, схватишься и за соломинку. Будучи, однако, деловым человеком, сеньор Карраско знал, что в любом деле, прежде чем решать, важно выяснить, сколько это будет стоить. Поэтому он спросил:
— А сколько вы хотите за это изобретение?
— Миллион песет, — ответил с неожиданной твердостью человечек.
Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и задумался. Но что толку думать о химерических затеях? Ведь это все равно, как если бы человеку предложили северное полушарие Луны.
— Хорошо. Но деньги вы получите, только когда станут известны результаты. Как раз в воскресенье в корриде выступает этот сукин сын Лимонсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим.
На другое утро, и на следующее, до самой субботы, доктора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публика, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про «малыша-физика», прочили его в бандерильеро при Эль-Нарапхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью.