И часа через полтора уже пересекли знакомую студенту, солнечную полянку. А потом опять занырнули в лес. Подросток вел себя тихо, старательно вышагивая рядом. Лишь озирался иногда по сторонам. Видно, все ждал: когда же «большой мир» начнется. А может, мысленно прощался со старым. Кто ж его разберет? Иван вообще не умел с детьми разговаривать. Пусть и с подростками. В семье всегда был самый «младшенький». А когда у братьев начали наперегонки рожаться племянники, смотался грызть камень наук. Да и в родном своем городе появлялся реже, чем в Круторечке. Тоже, видно, давно мысленно с ним простился, собственным «старым миром». Так что, собеседник для Фроша из нашего героя был никудышный.
— Тебе сколько лет то? — спросил лишь после очередных его озираний и вздохов.
— Четырнадцать, — будто вспоминая, протянул малец. — А что?
— Да так, ничего, — вот и пообщались.
Вскоре лес, помалу теряющий свой загадочный антураж, вовсе начал давать впереди просветы. А мили через две, путники вышли уже на настоящую широкую дорогу. Выворачивала она на поле из жидкого подлеска и, судя по обилию свежих стружек и сучков, вела к действующей вырубке. Однако характерных звуков с той стороны что-то не слышно… так время то — обеденное… И Иван вновь прибавил шаг. А что обедать им будет нечем, мало его заботило — студенческий желудок и не к такому привык. Вечером наверстает и с радостью переварит. А вот Фрош… Фрош продолжал вышагивать рядом, озираться и молча вздыхать.
— Семечек хочешь? У меня есть немножко в кармане. Еще столичные.
— Неа.
— Ну, как хочешь, — вот и снова пообщались…
Деревня Пойкоп была не большой и не маленькой. Не молодой и не древней. Не языческой, это точно. Хотя паства здешняя делилась на две конфессии. Что еще можно о ней сказать? Да, пожалуй, ничего. Потому как все предшествующие выводы наш студент сделал исключительно по частоколу и тому, что над ним виднеется — деревню Пойкоп со всех сторон окружал высокий, подвявший до серости, бревенчатый забор. Стратегически заостренный сверху. И даже ворота были из частокола. Правда, с широкой щелью внизу, в одной из сторон еще и изрядно углубленной. И в этом углублении сейчас возлежал огромный пятнистый хряк.
— Да-а, — глубокомысленно изрек Иван и почесал пятерней затылок. — До следующего цикла — три года. Народ расслабился.[9]
— Это местный символ, — глядя туда же, скривился Фрош.
— Что?
— Примула говорит, на самом деле деревню назвали «Подкоп», но, у первого ее старосты, который поехал в столицу оформлять документы, был дефект речи.
— Ясно. Интересная метафора получается, — хмыкнул словесник и с усилием потянул на себя створку. Хряк, колыхая пыльным брюхом, маневр откомментировал, но, с места не сдвинулся. Точно, символ.
Внутри, с обеих сторон узкой улицы, тянулись обычные бревенчатые дома. Разве что, без огородных просторов на задниках. Вот впереди, да — сирень с черемухой и бабки на лавках в созерцательных позах. Бабки, кстати, тоже, своеобразный деревенский символ: если внимание особое на чужаков не обращают, значит, есть большая вероятность, что вечером за это же дело бить не будут. Не они, конечно. Здесь местные полномочия разнятся…
Глава 6
«…На другой день сели королевна с королём и придворными за стол и стали кушать. Вдруг — топ-шлеп-шлеп — взбирается кто-то по мраморной лестнице и, взобравшись наверх, стучится в дверь:
— Молодая королевна, отвори!
— Дитя мое, чего ты так испугалась? — спрашивает у нее король.
— Ах, милый батюшка, да вот сидела я вчера в лесу у колодца и играла, и упал в воду мой золотой мяч. Я горько заплакала, а лягушонок достал мне его и стал требовать, чтоб я взяла его в товарищи, а я и пообещала ему, но никогда не думала, чтобы он мог выбраться из воды. А вот теперь он явился и хочет сюда войти.
— Ты свое обещание должна выполнить. Ступай и открой ему дверь.
Она пошла, открыла дверь, и вот лягушонок прыгнул в комнату, поскакал вслед за ней, доскакал до её стула, сел и говорит:
— Возьми и посади меня рядом с собой, — она не решалась, но король велел ей исполнить его желанье. — А теперь придвинь мне поближе свою золотую тарелочку, будем есть с тобой вместе…»
9
Здесь имеется в виду срок до новой смены власти на Склочных болотах (раз в двенадцать лет). Которая неизменно приводит к расползанию нечисти по округе. И хоть Прокурат вместе с вассальными отрядами также неизменно ее ловит, местные жители предпочитают принимать свои оборонительные меры.