Юноше казалось, в его душе столько горечи, что ее не залить всеми сиропами мира. Он откинулся на спинку скамьи и прикрыл глаза, подставляя нежную кожу лица ласкающим солнечным лучам.
— Я вам не помешаю? — услышал он над ухом приятный мужской баритон. Драко мгновенно распахнул глаза и возмущенно уставился на покусившегося на его уединение мужчину.
— А как вы думаете? — ядовито спросил он, окидывая взглядом непрошеного нахала. — Разве в парке мало скамеек, сэр? Или… — Драко осекся под восхищенным взглядом незабудковых глаз незнакомца.
Светловолосый мужчина положил руку на спинку скамейки и закинул ногу на ногу, явно намереваясь расположиться надолго.
— Дело не в скамейках, молодой человек, — он вперил в лицо Драко взгляд небесно-голубых глаз. — Мне показалось, вы страдаете, — очень мягко добавил он. — Если бы я мог чем-то вам помочь…
— Спасибо, сэр. Вам показалось, — высокомерно сказал Драко. — Мне не нужна помощь, — он искоса посмотрел на мужчину, машинально отметив изящного покроя костюм кремового цвета, рубашку с тонкой вышивкой и туфли от «Берлути» цвета беж.
Ответ Драко совершенно не расхолодил незнакомца.
— Поверьте, я понимаю вашу реакцию, — мягко сказал он. — Но в вашем лице я увидел нечто… до боли знакомое.
Драко повернул голову и осмотрел мужчину сверху вниз изучающим взглядом.
— Первый раз вас вижу, — бросил он, пытаясь не задерживаться взглядом на сияющих голубых глазах незнакомца.
— Вы меня не поняли, — тихо сказал мужчина. — Да, к сожалению, я не знаю вас. Но то, что я прочел в ваших глазах — мне слишком хорошо знакомо.
— И что же вы там прочли? — фыркнул Драко, отпивая глоток шипучей колы.
— Одиночество, — сказал мужчина.
Драко быстро развернулся. Он заговорил, и его красивые губы искривила злая ухмылка:
— Я знаю вашу породу, мистер Парковый Приставала. Не забудьте рассказать, как одиноки вы и сколько способов развеять одиночество вы знаете, — прошипел он.
Незнакомец взглянул на Драко простодушными глазами цвета полевых незабудок.
— Я не знаю ни одного, — искренне сказал он. — Все, которые я знаю — не помогают. Я прошу прощения. Я ничем не хотел обидеть вас, молодой человек. Это был импульс. Вы показались мне… несчастливым, — тихо добавил он.
Драко обезоружено посмотрел на мужчину.
«А ведь он симпатичный, — внезапно подумал он. — Даже более, чем симпатичный».
Светловолосый незнакомец вдруг посмотрел в небо, от чего его глаза стали завораживающе синими, и вдруг задекламировал:
— Одиночества руки холодные
Обнимают за плечи меня,
И в долину сухую, бесплодную
За собою зовут и манят.
И пойду я тропой неизведанной
Между скал и глубоких лощин.
И забуду, фортуною преданный,
Взгляды женщин и ласки мужчин.
И теперь я — Король Одиночества,
Власть имею я сам над собой,
Сам себе воздавать могу почести,
И не нужен никто мне другой.
И теперь я ногою уверенно
Попираю злодейку-печаль,
Наплевать, что судьбой мне отмерено,
Ведь теперь ничего мне не жаль.
Драко приоткрыл рот, глядя на странного незнакомца. Солнечные лучи проскользнули между цветочными гроздьями глициний и позолотили светлую кудрявую макушку мужчины, на глазах превращая его в короля из стихотворения.
— Меня зовут Гилдерой, — вдруг сказал незнакомец. — Гилдерой Локхарт.
— Драко Малфой, — машинально представился юноша. — Чьи это были стихи?
— Мои, — с легким самодовольством сказал мужчина и добавил: — Какое дивное имя, Драко.
— Король Одиночества, — задумчиво протянул юноша. — Вы сказали, «ласки мужчин». Почему не женщин? — он прищурил ресницы, разглядывая золотоволосого поэта.
— Для рифмы, — прошептал Гилдерой. В его голубых глазах светилось лукавство.
— И только? — подыграл Драко.
— Нет… Не только, — совсем тихо сказал Гилдерой.
Драко посмотрел на красиво очерченные губы мужчины:
— И что, нет ну совершенно никакого лекарства от одиночества, мистер Локхарт?
— Только если встретятся два одиночества, Драко, — сказал тот и осторожно положил теплую ладонь поверх руки юноши.
Легкий порыв ветра сбросил на колени Драко несколько лиловых цветов глицинии, словно роняя свое благословение. Юноша улыбнулся и сжал тонкими пальцами руку Короля Одиночества.
«Добрый знак», — подумал он, разглядывая цветы на своих коленях.
*****
Капитан Аберфорт распахнул стеклянную дверь ресторана. Обеденный зал теплохода был предметом его особой гордости — он был так шикарен, что напоминал скорее музей: роскошные канделябры мягко освещали стены, обитые белым лионским шелком и отделанные ценными породами дерева, а круглые столы, снабженные передвижными кольцами на случай волнения на воде, были покрыты льняными скатертями с эмблемой “Симфонии”. В прикрепленных к полу кадках блестели зеленью декоративные пальмы и фикусы.