— Снейп хитёр, — прогнусавил директор школы «Упивающиеся Ритмом». Драко всегда раздражал его голос — вечно сиплый, будто мистер Риддл болен хроническим ларингитом. Возможно, так оно и было.
— У него кризис среднего возраста, — фыркнул Люциус. — Изобрел философию танца и кормит ею учеников.
— Что ж, будем надеяться, наша техника и трюки произведут больше впечатления, чем философия Снейпа, — прохрипел мистер Риддл. — Я буду не я, если не наступлю на бороду Дамблдору.
— Кстати, Старик исчез. Его видели в каких-то злачных местах в Сохо, но в школе он уже третий день как не появляется, — донесся до Драко третий голос. Юноша осторожно глянул в дверную щель: как грязь на снегу, к белому студийному роялю привалился Питер Петтигрю — специалист по костюмам и светоэффектам.
— Тем лучше, — хохотнул мистер Риддл. — «Поражу пастыря, и рассеются овцы», — процитировал он.
— А у меня есть идея, как помочь «Хогвартсу» получить первое место с конца, — потирая руки, сказал мистер Петтигрю.
— Придушить Альбуса в подворотне в Сохо? — скучающим голосом спросил директор Риддл.
— Ну как вы могли такое подумать, — сладко улыбнулся Петтигрю. Смотря на него в щель, Драко решил, что при взгляде на гнусного осветителя ничего другого в голову и не пришло бы.
— Знаете такое выражение, «выставить в невыгодном свете»? — осклабился тот. — Я устрою «Хогвартсу» такие спецэффекты, что жюри рыгать… пардон, тошнить будет. Есть эффект сырого мяса, есть — гнилого. Подсветочку сделаем, будут они у нас как разложившиеся трупы в судный день, — хихикнул он.
Мистер Риддл хлопнул в ладоши:
— Ты — гений, Хвост!
Мистер Петтигрю закусил от удовольствия губу и как никогда стал похож на крупную ондатру.
— Могу и всех остальных участников подсветить, — с энтузиазмом предложил он.
Директор покачал головой.
— Нет, остальные меня не интересуют. Самое главное — уничтожить Альбуса. Он подлец, каких мало.
— Мистер Риддл, у меня тоже есть идейка, — услышал Драко голос их аккомпаниаторши Беллатрисы Лестрейндж. — Только на ушко, — игривым тоном сказала она.
Как Драко ни напрягал слух, расслышать слова мисс Лестейндж ему не удалось.
— Отличная мысль, — сказал директор. — Этого пацаненка я ненавижу не меньше Альбуса. Ну ладно, считайте, что я дал добро. Детали — самостоятельно. И помните, засветитесь — пожалеете, — прошипел он.
Драко понял, что разговор окончен. Взволнованный услышанным, он отскочил от двери. Стараясь ступать бесшумно, он заскользил вниз по лестнице и через секунду уже был на улице.
*****
— Гилли, с чем рифмуется слово «член»? — спросил Драко, елозя рукой под одеялом.
— Плен, — машинально ответил Гилдерой.
— Ты что, мазохист? — Драко лег на него сверху и коснулся губами маленькой ямочки на подбородке поэта.
— Вроде бы нет, — пробормотал Локхарт. — Не знаю, не проверял.
— Сейчас узнаем, — оживился Драко. Он скользнул языком по гладкой оливковой коже поэта и вдруг укусил его около соска.
— Ай, — взвился Гилдерой. — Больно!
— Нравится? — не поверил юноша.
— Не знаю. Кусай полегче, — нахмурился поэт.
Драко прикусил сосок.
— О-о, — простонал Гилдерой. — Да…
Драко удивленно вскинул брови.
— Я же пошутил. Правда, нравится?
— Еще… проверь, — поэт выгнулся, подставляя юноше другой сосок.
Драко со вкусом впился в розовый нежный шарик. Гилдерой застонал и прижал его к себе, задыхаясь от восторга.
— Гилли, а почему ты перестал сочинять стихи? — спросил вдруг юноша. — Что, я тебя больше не вдохновляю? — прищурился он.
— Я не знаю, мой любимый, наоборот, просто я не хочу ничего писать, путаться в кружеве воображения… Не могу ни о чем думать, только о тебе… только ты… нет ни строчки больше в моей голове, да и не нужно… Нет таких слов, которые похожи на то чувство… которое я к тебе… — он с силой сжал его в объятьях и посмотрел на юношу глазами цвета летнего небосвода: — Вся поэзия — ложь. У меня только три слова есть, Драко. Только три слова, — прошептал он.
— Какие? — Драко потрогал подушечками пальцев полюбившуюся ямочку.
— Я тебя люблю, — просто ответил поэт.
*****
— Сделаешь то, что я попрошу? — Драко провел кончиками пальцев по бурно вздымающейся груди Гилдероя.
— Все, что прикажешь, — в голосе поэта еще слышался отголосок пережитого экстаза.
— Надо обезвредить осветителя на фестивале, — Драко поцеловал поэта в блестящее от пота плечо.