Почти сразу же Драко заметил, что сцена освещена тускло. Не прекращая улыбаться, он продолжал стучать каблуками. Единственное, что ему нравилось в хорнпайпе — отбивать ритм каблуками и носками туфель со звонкими набойками. Драко попытался отыскать взглядом Гилдероя, но зрительный зал был погружен в полумрак. В хорнпайпе двигались только ноги, плетя по полу невидимые орнаменты, будто иголки вышивальной машинки. Руки танцующих были опущены вдоль тела, лица обращены в зал. Это давало возможность видеть зрителей, и взгляд Драко незаметно скользил по рядам, пытаясь отыскать дорогое лицо, но все было напрасно — партер был погружен во мрак.
*****
Гилдерой Локхарт был вне себя. Его место в центре второго ряда, откуда он намеревался лицезреть свою любовь, оказалось занято: в кресле расположилась какая-то ветхая старушка, сгорбившись и тряся головой. Природная британская вежливость не позволила Локхарту согнать с места старую каргу. Он попытался было усесться на корточки перед зрителями первого ряда, но на него зашикали. Какой-то мужчина призывно похлопал себя по бедру, очевидно приглашая красавицу-блондинку сесть к нему на руки. Локхарт едва не принял предложение — девятый номер уже был объявлен. В отчаянии осмотрев забитый до отказа зал, он вдруг заметил пустующее место в центре бельэтажа. Не раздумывая, поэт рванулся наверх, сдирая на ходу парик.
Он успел как раз вовремя: танец начался. С ужасом Гилдерой увидел, что сцена освещена из рук вон плохо — все казалось серым и безжизненным. Он едва не кинулся обратно в аппараторскую, но внезапно заметил, что сцена начинает светлеть. Он отыскал глазами Драко. Юноша танцевал, как эльф. Сердце поэта наполнилось такой горячей нежностью, что он вскочил и послал Драко воздушный поцелуй, потом еще и еще.
Сцена вдруг вспыхнула огнями, по лицам танцоров словно пробежали солнечные лучи.
Гилдерой вдруг ощутил знакомый прилив энергии. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он вытянул вперед обе руки и направил ладони на танцующих юношей. Сцена взорвалась феерическими брызгами света, за спинами танцоров вспыхнуло светло-зеленое зарево, пронизанное солнечными лучами. В звуки волынок вплелось щебетание птиц, и зрители партера с удивлением почувствовали в зале аромат цветущих яблонь. И это было неудивительно: откуда-то сверху, медленно кружась, на публику посыпались мелкие белые цветы. Раздались возгласы удивления и восторга — таких эффектов в театре «Доминион» еще не бывало.
На сцену выбежали две девушки, стуча каблучками. Их появление ознаменовалось новой яркой вспышкой света — на этот раз розовой. Ощущение наступившей весны было таким правдоподобным, что очевидцы чуда забыли, где находятся — со сцены дул свежий ветер, в воздухе кружились лепестки яблоневого цвета, а на подмостках плясала во всей красе и свежести сама молодость — юность Ирландии.
*****
Поначалу Драко решил, что поцелуй ему померещился. Но невидимый поцелуй повторился: юноша явственно ощутил на щеках и на губах прикосновение губ Гилдероя. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, Драко поднял взгляд на бельэтаж и увидел посылающего воздушные поцелуи поэта.
Очевидно, рядом с Гилдероем находилась какая-то световая установка — Драко померещилось, что из рук и груди поэта льются солнечные лучи.
Его сердце вдруг наполнилось радостью. Еще немного, и Драко бы засмеялся, — легко, беззаботно, как в детстве. Его ноги танцевали сами — плясали от удовольствия и переполняющей все тело легкости. На секунду ему показалось, что стоит только захотеть — и он взлетит, понесется над головами зрителей, смеясь и собирая в ладони пригоршни белых лепестков.
Музыка изменилась, и, меняя рисунок танца, ряд танцующих юношей переместился вдоль кулис. Теперь вместо светлой фигуры любимого перед Драко маячили лица Крэбба, Гойла, Нотта, Забини и Блэка. Внезапно Драко охватило предчувствие чего-то нехорошего. И этим «чем-то» был сползающий килт Крэбба, танцующего визави. Еще один подскок, и килт соскользнул с толстых ляжек Винсента и упал на пол. Драко в ужасе уставился на добросовестно взбрыкивающие бедра Крэбба в полосатых боксерах. Драко похолодел. Откуда-то из глубины его души поднялось непреодолимое желание — исправить, не видеть то, что он сейчас видит, прикрыть позор, — чем угодно, любым способом. Он на секунду опустил ресницы, ожидая услышать свист и хохот зала. Когда же он открыл глаза, то его изумлению не было границ: Крэбб был в килте. Драко решил было, что поддался обману зрения, если бы не зеленая тряпка на полу: Винсент Крэбб отбивал ритм, энергично втаптывая в сцену зеленый ирландский килт.