Гарри вдруг показалось, что его сердце охватывает пламя, и фантастический невидимый огонь жидкой лавой растекается по его телу, заливает румянцем щеки, высушивает слезы на глазах. Улыбка Гарри вдруг стала по-настоящему теплой: боль ушла.
Чувство захлестнувшего сердце восторга вдруг взорвало его сознание. В эту секунду Гарри забыл, где находится и что делает. Он знал эту лань. Она прилетала к нему во сне. Она подходила к его постели и укладывала невесомую голову ему на грудь, и он успокаивался; легко, как дуновение ветра, касалась его разгоряченного лба, и его оставляли дурные сны. Гарри вдруг поверил, что этой ланью была любовь Северуса Снейпа, который никогда… никого…
Заключительный фортепианный аккорд и прощальный стон саксофона вдруг заставили Гарри совершить нечто экстраординарное. Вместо заключительных шести фуэте, он, превратившись в охваченный светом волчок, выполнил тридцать два молниеносных поворота, завершив последний в ту секунду, когда затих последний аккорд.
Зал на мгновение замолчал, потрясенный увиденным, и вдруг взорвался громогласным ревом аплодисментов. Люди что-то кричали, буквально прыгали, до Гарри донеслись выкрики «Браво!» и «Бис!», кто-то скандировал «Ча-ри-ти!». В его затуманенном болью сознании вдруг пронеслись другие крики — «Гриф-фин-дор!» и «Гарри Поттер поймал снитч!», и Гарри наверняка бы упал, если бы справа и слева его не поддержали сильные руки Невилла и Рона. Ему казалось, поклон длится вечность. Наконец, под неумолкающий рев восторженных зрителей, группа покинула сцену.
Зайдя за кулису, он едва не повалился на пол, но знакомые сильные руки вдруг подхватили его и понесли куда-то. Через минуту он почувствовал, что его опустили на скамью. Северус расстегивал его жилет, — видимо, решил, что Гарри не хватает воздуха.
— Ноги, — простонал Гарри. Он приоткрыл глаза и увидел над собой взволнованные лица танцоров.
— Матерь божья, — ахнул кто-то. Мистер Снейп осторожно снял с Гарри лаковые ботинки. Носки были пропитаны кровью по самые щиколотки.
— Телефон! Скорую! — Гарри не думал, что мистер Снейп умеет кричать.
— Уже не так больно, — прошептал он, вслушиваясь в тревожные голоса.
Скорая была вызвана. Краем уха Гарри услышал, что что-то плохое случилось и с Финниганом — у того была безостановочная рвота.
— Гарри, потерпи, уже едет, — мистер Снейп обнял его и прижал к своей груди. Гарри открыл глаза, ожидая увидеть насмешку, написанную на лицах приятелей, но встретил только сочувствующие и испуганные взгляды, прикованные к своим ногам.
— Это стекло? — спросил Гарри, заранее зная ответ.
Мистер Снейп не ответил, но судя по тому, как горько искривились его губы, Гарри понял, что угадал.
— Скорая, — сказал Невилл, неотрывно глядевший в окно.
Хореограф поднял Гарри на руки и крепко прижал к себе.
— Я поеду с тобой, — глухо сказал он.
*****
Глава 25. Воскресение Гилдероя. Поимка афериста
Драко влетел в аппараторскую и замер, охваченный ужасом: Гилдерой лежал на полу, по его виску стекала струйка крови. Драко кинулся к поэту и приподнял его кудрявую голову. Волосы слиплись от крови, глаза были закрыты, но он слабо дышал.
— Ты не умрешь! — истерично выкрикнул Драко. — Гилли! Ты не имеешь права умереть!
Его серые глаза вдруг вспыхнули странным стальным блеском, по телу пробежала дрожь, похожая на электрический разряд. Драко обхватил ладонями голову поэта, чувствуя, как из его рук потоками изливается неведомая сила.
— Ты будешь жить, потому что… Потому что я люблю тебя, дурак!
Гилдерой внезапно открыл глаза:
— Дождался, — довольно сказал он.
— Ах ты сволочь, — Драко бросился на грудь поэта, пачкая кровью расшитый блестками костюм «Судьбы». — Ты притворялся? — он отвернул голову, чтобы Гилдерой не заметил его слезы.
— Притворялся? — переспросил Локхарт. — Бобер огрел меня креслом! — он сел и оглядел аппараторскую. Кресло торчало в проломе, нелепо выставив вверх металлические колесики. Одно колесо было в крови.
Драко выдернул кресло из дыры и заглянул вниз.
— Он там, — прошептал он. — Ты его убил, по-моему. Бежим отсюда, Гилли!
Гилдерой медленно поднялся на ноги.
— Навряд ли, — сказал он, всматриваясь в распростертое тело осветителя с ритмично вздымающимся животом. — Бобер бессмертен. Бобер умер, да здравствует бобер, — Локхарт с неудовольствием оглядел свою залитую кровью рубашку.