«Я никогда никого не любил», — горькие слова мистера Снейпа вдруг вонзились в его сердце тупой иглой.
«Я не могу на тебя обижаться. Северус, я люблю тебя. Я буду любить за двоих. Ради тебя я готов танцевать в аду на углях», — вдруг с неожиданной ясностью понял он.
Повернувшись на каблуках, он на секунду увидел бледное лицо Северуса Снейпа. Хореограф стоял, впившись помертвевшими пальцами в кулису, и неотрывно смотрел на Гарри. Юноше показалось, он видит привидение: грудь хореографа окутывало странное свечение. Внезапно, словно вырвавшись из невидимого плена, от его тела отделился сгусток света и превратился в сияющую голубую лань. Лань вылетела на сцену, легко отталкиваясь копытцами от лучей прожекторов, словно они были твердью, и закружилась вокруг Гарри, к восторгу зрителей и страху остальных танцоров: никто не предупредил их о подобных светоэффектах.
Гарри вдруг показалось, что его сердце охватывает пламя, и фантастический невидимый огонь жидкой лавой растекается по его телу, заливает румянцем щеки, высушивает слезы на глазах. Улыбка Гарри вдруг стала по-настоящему теплой: боль ушла.
Чувство захлестнувшего сердце восторга вдруг взорвало его сознание. В эту секунду Гарри забыл, где находится и что делает. Он знал эту лань. Она прилетала к нему во сне. Она подходила к его постели и укладывала невесомую голову ему на грудь, и он успокаивался; легко, как дуновение ветра, касалась его разгоряченного лба, и его оставляли дурные сны. Гарри вдруг поверил, что этой ланью была любовь Северуса Снейпа, который никогда… никого…
Заключительный фортепианный аккорд и прощальный стон саксофона вдруг заставили Гарри совершить нечто экстраординарное. Вместо заключительных шести фуэте, он, превратившись в охваченный светом волчок, выполнил тридцать два молниеносных поворота, завершив последний в ту секунду, когда затих последний аккорд.
Зал на мгновение замолчал, потрясенный увиденным, и вдруг взорвался громогласным ревом аплодисментов. Люди что-то кричали, буквально прыгали, до Гарри донеслись выкрики «Браво!» и «Бис!», кто-то скандировал «Ча-ри-ти!». В его затуманенном болью сознании вдруг пронеслись другие крики — «Гриф-фин-дор!» и «Гарри Поттер поймал снитч!», и Гарри наверняка бы упал, если бы справа и слева его не поддержали сильные руки Невилла и Рона. Ему казалось, поклон длится вечность. Наконец, под неумолкающий рев восторженных зрителей, группа покинула сцену.
Зайдя за кулису, он едва не повалился на пол, но знакомые сильные руки вдруг подхватили его и понесли куда-то. Через минуту он почувствовал, что его опустили на скамью. Северус расстегивал его жилет, — видимо, решил, что Гарри не хватает воздуха.
— Ноги, — простонал Гарри. Он приоткрыл глаза и увидел над собой взволнованные лица танцоров.
— Матерь божья, — ахнул кто-то. Мистер Снейп осторожно снял с Гарри лаковые ботинки. Носки были пропитаны кровью по самые щиколотки.
— Телефон! Скорую! — Гарри не думал, что мистер Снейп умеет кричать.
— Уже не так больно, — прошептал он, вслушиваясь в тревожные голоса.
Скорая была вызвана. Краем уха Гарри услышал, что что-то плохое случилось и с Финниганом — у того была безостановочная рвота.
— Гарри, потерпи, уже едет, — мистер Снейп обнял его и прижал к своей груди. Гарри открыл глаза, ожидая увидеть насмешку, написанную на лицах приятелей, но встретил только сочувствующие и испуганные взгляды, прикованные к своим ногам.
— Это стекло? — спросил Гарри, заранее зная ответ.
Мистер Снейп не ответил, но судя по тому, как горько искривились его губы, Гарри понял, что угадал.
— Скорая, — сказал Невилл, неотрывно глядевший в окно.
Хореограф поднял Гарри на руки и крепко прижал к себе.
— Я поеду с тобой, — глухо сказал он.
*****
Глава 25. Воскресение Гилдероя. Поимка афериста
Драко влетел в аппараторскую и замер, охваченный ужасом: Гилдерой лежал на полу, по его виску стекала струйка крови. Драко кинулся к поэту и приподнял его кудрявую голову. Волосы слиплись от крови, глаза были закрыты, но он слабо дышал.
— Ты не умрешь! — истерично выкрикнул Драко. — Гилли! Ты не имеешь права умереть!
Его серые глаза вдруг вспыхнули странным стальным блеском, по телу пробежала дрожь, похожая на электрический разряд. Драко обхватил ладонями голову поэта, чувствуя, как из его рук потоками изливается неведомая сила.
— Ты будешь жить, потому что… Потому что я люблю тебя, дурак!
Гилдерой внезапно открыл глаза:
— Дождался, — довольно сказал он.
— Ах ты сволочь, — Драко бросился на грудь поэта, пачкая кровью расшитый блестками костюм «Судьбы». — Ты притворялся? — он отвернул голову, чтобы Гилдерой не заметил его слезы.
— Притворялся? — переспросил Локхарт. — Бобер огрел меня креслом! — он сел и оглядел аппараторскую. Кресло торчало в проломе, нелепо выставив вверх металлические колесики. Одно колесо было в крови.
Драко выдернул кресло из дыры и заглянул вниз.
— Он там, — прошептал он. — Ты его убил, по-моему. Бежим отсюда, Гилли!
Гилдерой медленно поднялся на ноги.
— Навряд ли, — сказал он, всматриваясь в распростертое тело осветителя с ритмично вздымающимся животом. — Бобер бессмертен. Бобер умер, да здравствует бобер, — Локхарт с неудовольствием оглядел свою залитую кровью рубашку.
— Уходим, — Драко потянул Локхарта за руку.
— Подожди, я кое-что забыл, — Локхарт подошел к яме и со злостью плюнул на выпяченный живот Петтигрю. — Вот теперь идем.
*****
Питер Петтигрю искренне пожалел, что не умер. Первое, что он увидел, разлепив глаза, — это нависшую над ним лысую голову мистера Риддла. За ним стоял господин Люциус Малфой, сверля Петтигрю буравчиками холодных серых глаз.
— Ах ты мразь, — директор «Упивающихся Ритмом» пнул Петтигрю ногой в бок. — Ты что натворил, подлец?
— Я ничего не… Я все сделал, как вы п-просили, — задрожал невезучий осветитель.
— Я просил тебя зарезать освещение тридцать пятому номеру! — мистер Риддл обошел Петтигрю с другой стороны и пнул в другой бок. — Вместо этого ты выпускаешь на сцену светящуюся зверушку!
— Не пускал я никаких зверушек! У меня и фильтра такого нет, — всхлипнул Петтигрю, боязливо ожидая нового удара. — Цветочки есть, шары, ромбики, лучи, солнышки разные, — торопливо перечислил он. — А зверей нет, я могу вам показать, — жалобно сказал осветитель.
Мистер Риддл занес ногу для нового тычка, но остановился, передумав.
— Мистер Риддл, наверное, оленя выпустил Снейп. Это и был их сюрприз, — вмешался Люциус Малфой.
— Это была лань, — мрачно сказал мистер Риддл. — Где Белла? — вдруг спросил он.
— Ведут, — коротко сказал Люциус.
По подвалу походкой римского легионера шествовал телохранитель мистера Риддла Уолден Макнейр, подталкивая в спину упирающуюся аккомпаниаторшу.
Мистер Риддл с холодной улыбкой посмотрел на испуганную женщину.
— Мисс Белла, — вкрадчиво начал он. — Присядь, дорогая.