— Эля, а чего ты-то его на место не поставила? Ладно, я не умею, и он вообще наглый, но ты-то всё умеешь! У меня родители за мной следят, я не могла его ни ударить, ни вызвать на дуэль. В смысле, попросить кого-то вызвать его на дуэль, за мою честь.
— Чего? Это ты-то его не ударила! Да ты ему так врезала, что у него голова чуть не слетела с шеи. Завтра, наверняка, у него вся твоя пятерня на роже останется, вот посмотришь! Впрочем, ладно. А давай, знаешь, как ему отомстим за это?
— Как?
— Завтра подойдём, он весь такой хмурый будет. На лице-то не синяк, а пощёчина, и неважно, от кого получена, и ты у него спросишь, так, ненароком: «Барооон, а кто вас ударил?»
— Ты дура, что ли? Мы же его и лупили, и мы же спрашивать будем?
— Так в том-то и интерес. Он знает, мы знаем, а другие-то не знают!
— А если он скажет, что это мы ему пощёчин надавали.
— Кто, он? Вот ты и дура. Этот твой Эрнандо ни в жизнь не признается, что ему надавали пощёчин. На это способны немногие, а твой точно не скажет!
— С чего это он мой? — вспыхнула Мерседес. Ты тоже его лупила, значит, он такой же твой, как и мой.
— Но ты-то первая начала! Хлесть его, хлесть. А я что? Не человек? Я дочь маркиза! Когда мне представится ещё такая возможность?! Да, вспомню, аж, приятно на душе становиться. Вот где-то здесь, — прикоснулась она к груди, — или здесь, — прикоснулась она к голове.
— Ну, ты и бессовестная, подруга!
— Такая же, как и ты, Мерсиии. Сама уже крутишься вокруг него, как лиса возле закрытого кувшина со сметаной, а никак откупорить не можешь.
— Чегооооо?
— Ничегооо, — передразнила её Элеонора, по тебе видно, что ты к нему неровно дышишь и мечтаешь о нём.
— Ах, как ты могла подумать! — и Мерседес густо покраснела, возмущённо глядя на подругу, не в силах найти подходящих слов, чтобы оправдаться от этих обвинений. Перестав гневно смотреть, она отвернулась, стараясь успокоиться и найти слова, которыми она могла бы поставить на место маркизу и, в то же время, не разорвать с ней приятельские отношения.
В комнате повисло напряжённое молчание, обе девушки разошлись по своим кроватям, делая вид, что ничего не произошло. На душе Мерседес скребли кошки. Элеонора де Тораль, взяла в руки небольшое зеркальце в золотой оправе и стала сосредоточенно рассматривать своё точёное лицо.
— Ну, вот и поговорили, подруга. Вот цена женской дружбы, какой-то идальго смог поссорить двух благородных сеньорит, и теперь мы с тобой даже не разговариваем. Не слишком ли много чести для захудалого дворянина? — произнесла она.
— Почему ты так говоришь? Ты первая начала. Я же не смеюсь над тобой и не пытаюсь высмеять тебя или найти твоё слабое место. — отозвалась Мерседес.
— Ммм, справедливая какая нашлась, на своё лицо посмотри, на всех щеках пух, прямо святая Мария.
— Зачем ты так говоришь? Ты злая, Элеонора. Ты моя подруга, ты не должна быть такой.
— Это была шутка, успокойся! Признаться, неудачная. Извини, я не хотела тебя обидеть, но Гарсия, и вправду, для тебя что-то значит, это уже замечают и остальные. Мне уже давно всё ясно, влюбилась да? А он бедный и, всего лишь, идальго? Хотя нет, он уже барон, и это в неполные семнадцать лет. Везёт тебе!
— Я не люблю его, что за чушь?
Мерседес уже успокоилась и опустила свой маленький зад обратно на кровать. Хватит ругаться, они и так чуть было не подрались.
— Ну, тебе лучше знать, подруга, а со стороны виднее мне.
— Ты врёшь! Ничего не видно!
— Угу. Ладно, давай так, ты мне должна будешь одну просьбу, а я посоветую, что тебе делать сейчас.
— Зачем тебе исполнение просьбы от девчонки.
— Это ты сейчас девчонка, а потом, потом всё может быть, и твой этот Эрнандо, если ты, конечно, с ним свяжешь судьбу, — уточнила Элеонора. — Ну да, не важно, Эрнандо, Хосе, Хуан или Андре, но ты по твоему потенциалу много добьёшься. А я могу делать только то, что мне прикажут. Золотая клетка. Да и замуж выйду, возможно, что за старика. Я очень надеюсь, что этого не случится и что родители не поступят так со мной. Но я знаю своего отца, и готовлюсь ко всему, разве что, я смогу изменить обстоятельства, и уже работаю над этим.
Она вздохнула и продолжила, но уже более мрачным голосом.
— Так что, ты можешь меня сильно выручить. Даешь мне обещание, а я не буду ничего рассказывать и помогу тебе. Ведь кто-то обязательно видел, что мы с ним разговаривали, а дальше можно додумать всё, что угодно. Согласна?