Традиция дзогчен, которую представляет Согьял Ринпоче, является, как я полагаю, традицией высокого уровня, способной вести вас довольно долго, возможно, в течение всего пути к просветлению. Я говорю «возможно», чтобы напомнить, что я не настолько квалифицирован, чтобы судить о высоких вещах, касающихся просветления, хотя при этом я чувствую себя вполне авторитетным в области «затемнения» и препятствия развитию.
Я полагаю, что достаточно ценной может быть и работа (колокол звонит, приложите руки к уху и присутствуйте) в регулярных гурджиевских группах. Я некоторое время участвовал в ортодоксальной и неортодоксальной гурджиевской работе и считаю ее весьма полезной. Я могу отметить недостатки, которые заставили меня покинуть эту работу. Правда, не знаю, насколько это может быть полезно для других.
Студент: В каких именно гурджиевских группах вы участвовали?
Я участвовал в «Гурджиев-Фаундейшн», а также в паре неортодоксальных групп, «независимых», как они любят себя называть. Но мне хочется подчеркнуть, что всегда следует быть осторожным по поводу гурджиевских групп! Методы Гурджиева нередко привлекают людей, помешанных на власти. Поскольку Гурджиев был жестким в общении и с трудом выносил дураков, некоторым стало казаться, что дурное обращение с людьми – это способ пробудить их. Я не думаю, что все так просто.
Разумеется, я продолжаю практиковать утреннее упражнение и чувствование-смотрение-слушание, которые являются неотъемлемой частью гурджиевской работы. Это моя основная практика. Отсутствие социальной поддержки мешает мне, но все же такая практика очень ценна. То, что она делает меня более внимательным к собственным чувствам и дает мне большую свободу, иногда совершенно очевидно, но порой ее воздействие более тонко. В общем, результаты практики внимательности для меня не вполне ясны до тех пор, пока я не замечаю вдруг, что нечто важное во мне изменилось к лучшему.
Студент: Поскольку вы изучали тибетский буддизм, как вы соотносите свое понимание учения дзогчен с тем, чему вы нас учили на этом семинаре?
Я тщательно избегал подобных сопоставлений, поскольку не чувствую себя в достаточной мере знающим дзогчен. Иногда мне кажется, что мне вполне понятна его суть (в отличие от многочисленных технических аспектов учения и традиции), а иногда – что я мало что в нем понимаю. Когда мне кажется, что я постиг его, я думаю, что главное в нем – это рост внимательности ко всем вещам, ко всем аспектам жизни, с добавлением дара «контакта с высшим», как говорили в семидесятые годы, – своего рода передачи проблесков высших возможностей. Например, в переводе Согьяла Ринпоче «Молитвы Призыва Ламы Издалека» Его Святейшества Дуджома Ринпоче есть такие строки:
«Поскольку чистое сознание настоящего и есть реальный Будда...»
или
«Расслабляясь в невыдуманном Сознании, свободном и открытом естественном состоянии, мы обретаем благословение бесцельного самоосвобождения всего, что бы ни появлялось».
Мой опыт говорит, что самовоспоминание, как я ему учил на этом семинаре, действительно ведет к «не имеющему цели самоосвобождению», по крайней мере, некоторых вещей. Состояние внимательности дает возможность проходить через психологические неурядицы, не будучи захваченным ими. Внимательность дает возможность многим невротическим расстройствам просто проходить, без активизирования психологических механизмов и привычек и создания все больших расстройств. В дзогчен много достоинств, выходящих далеко за эти пределы, однако я полагаю, что не имею достаточного понимания, чтобы говорить о нем [26].
Как я уже сказал, церемониальная сторона практики не для меня, хотя она может оказаться ценной для других людей. Я стараюсь искать соответствий, работая с теми аспектами учения Согьяла Ринпоче, которые вызывают во мне резонанс, уделяя мало внимания другим. По-видимому, Ринпоче допускает это, и мне кажется, что я поступаю правильно.
Я не могу оценить, насколько я понимаю дзогчен. Но я уверен, что сущность буддийской традиции дзогчен состоит во все большей внимательности к тому, что есть в данный момент, в умении отличать это от того, что, как мы считаем, должно было бы быть в соответствии с нашим обусловливанием.
Студент: У меня вопрос относительно изменений, которые я иногда вношу в упражнение. Мне кажутся очень важными мотивация или намерение, с которыми я его выполняю. Когда я переживаю чувства, которых хотел бы избежать, я иногда полусознательно замечаю, что использую чувствование-смотрение-слушание, чтобы ускользнуть от переживания и выражения определенных, эмоций. Вместо того чтобы в результате большей внимательности войти в лучшее соприкосновение с эмоцией, я пытаюсь перевести свое внимание на чувствование тела, чтобы не переживать ее. Я избирательно интенсифицирую нейтральные телесные ощущения, используя их как отвлечение. В этом есть какое-то залипание, и, по-моему, это неправильно.
Не будьте так строги к себе. Мы пока еще не мастера в работе по развитию внимательности. Мы только начинающие. Разумеется, у нас появляется тенденция выполнять ее с большим рвением, когда мы испытываем неприятные эмоции. В таких случаях мы стремимся использовать технику с противоположной целью – чтобы избавиться от неприятных эмоций.
Здесь вы можете наблюдать, насколько вы искажаете технику, избегая эмоций, вместо того чтобы просто присутствовать. Мы неизбежно впутываемся в нечто подобное. Но вместо того, чтобы вкладывать дополнительную энергию в порицание себя за этот «недостаток», лучше продолжить наблюдение себя в моменте искажения процесса чувствования и смотреть, чему можно научиться в результате таких наблюдений. Лучше поступать так, чем быть недовольным собой из-за того, что не соответствуешь завышенным стандартам.
Студент: Я обнаружил, что мне трудно совмещать все три восприятия – чувствование, смотрение и слушание. Подобным же образом, учась водить машину, вы забываете нажать на педаль, переключая передачу и сосредоточив внимание на руле. Мне никак не удается выполнять все одновременно. Когда я пытаюсь выполнять данную практику, она кажется мне настолько искусственной, что я забываю об одном из трех компонентов. Я могу, например, помнить о чувствовании ног и о слушании, но при этом замечаю, что забыл смотреть. Я начинаю смотреть, но через некоторое время обнаруживаю, что почти сразу же, как начал смотреть, забыл чувствовать тело. Выполнять все одновременно действительно очень трудно, в особенности на прогулке.
Недавно я отправился в Вилбутр-Хот-Спрингс, очень тихое место, и много гулял там. Когда я гуляю, мне кажется особенно неестественным выполнять такого рода упражнения, поэтому они становятся ужасно скучными. Глядя на прекрасный ландшафт, я спрашиваю себя, что же я делаю, и обнаруживаю недостаток включенности. Когда я здесь или в тихой комнате, я выполняю упражнения как определенную практику, как форму медитации: так легче сосредоточиться. Но когда я гуляю, меня все отвлекает. Все напоминает мне о чем-то из прошлого, и я вовлекаюсь в подобного рода мысли и забываю об актуальном переживании. Это действительно трудно.
Я несколько запутался в том, что вы сказали. Сначала я подумал, что выполнение чувствования-смотрения-слушания во время прогулки заставляет вас скучать. А потом вы стали говорить, что, когда вы гуляете, все напоминает вам о чем-то другом, так что вы совершенно уходите из настоящего. Похоже, что вам действительно необходимо выполнять чувствование, смотрение и слушание, чтобы оценить окружающую вас красоту.
26. За полтора года, прошедшие между этим устным утверждением на семинаре и окончательным редактированием книги, я обрел, как я надеюсь, несколько большее понимание, так что мне хочется набросать комментарий по поводу важных различий между сущностью учения дзогчен и тем, чему я учил на этом и других тренингах внимательности.
В нашем обычном состоянии, общепринятом сознании, наше внимание и наши энергии автоматически захватываются различными психологическими программами – так сказать, психологическими машинами, – которые искажают наше восприятие, мысли, чувства и наше знание о том, кто мы есть на самом деле. Мы слишком часто очарованы, поглощены, потеряны и много страдаем из-за этого недостатка контакта с реальностью. Мы отождествляемся с содержанием этого сансарического сознания. Драмой момента постоянно оказывается «я». В начальном посвящении мною было процитировано следующее изречение:
Хо! Завороженные бесконечным разнообразием восприятий, подобных иллюзорным отражениям луны в воде, существа бесконечно блуждают в порочном колесе сансары.
Ужас в том, что это блуждание действительно может продолжаться бесконечно! Обучение внимательности в том виде, как оно проводится на данном семинаре, в значительной степени опирается на гурджиевскую практику, а также на различные формы классической медитации. Оно основано на намеренном психологическом дуализме – отделении одной части ума от остальных. Вместо «я», целиком тождественного текущему содержанию переживания, вы становитесь наблюдателем, который некоторым образом отделен от наблюдаемого и может следить за меняющимся содержанием опыта. Таким образом, ослабляется отождествление с переживанием в моменте, которое в противном случае осуществляется автоматически. Как будто вы учитесь говорить себе что-то вроде: «Этот сильный гнев – только небольшая преходящая часть меня, а не весь я; некоторое «я», наблюдатель, может научиться смотреть на него объективно». Или: «Эта боль, это удовольствие, этот момент скуки, этот вкус, этот вид, это привлечение, это отвращение и так далее – все это небольшие, преходящие части меня, а не целое». Такое намеренное создание наблюдателя – далеко не то же самое, что обусловленная диссоциация или отчуждение, возникающие в результате действия психологических защитных механизмов, хотя между этими полюсами возможны сложные взаимосвязи.
А поскольку наблюдатель имеет другую природу и располагает большим простором, чем обыденное «я», то это большое достижение. Вместо того чтобы постоянно быть движимым изменяющимся миром и обусловленными реакциями, мы обретаем определенный простор, спокойствие и внутреннее, необусловленное удовольствие и счастье. Тогда мы способны относиться к жизни с большей гибкостью и разумностью, можем все больше узнавать о нашей сущности, нашей внутренней природе. Парадоксальным образом наша жизнь становится все более живой.
С точки зрения учения дзогчен развитие такого рода внимательности действительно является большим достижением, но – и это очень большое «но» – присущий такому методу дуализм препятствует полному просветлению. Наша предельная сущность есть природа ума, неотделимая от чего-либо или кого-либо. Наблюдатель, как бы он ни был полезен, это все же искусственно созданная конструкция, мешающая нам увидеть предельную природу ума из-за того, что она поддерживает, пусть даже очень тонко, привязанность, отвращение и неведение, создающие, в первую очередь, психологическое состояние сансары. Учение дзогчен (я выражаю это довольно неадекватно, поскольку здесь приближаюсь к границам своего понимания) говорит о внимательности, которая превосходит наблюдателя и не имеет границ или строения.
Разумеется, достичь такой внимательности нелегко. Годы практики могут привести к мгновенным проблескам состояния «ригпа», и можно надеяться, что они станут продолжительнее по мере накопления опыта. Пребывать в этой недвойственной природе ума или в своей истинной природе – значит, с точки зрения дзогчен, достичь полного просветления.
Я не буду пытаться рассуждать о состоянии «ригпа» далее, но мне хочется заметить, что тренировка внимательности, данная в этой книге, равно как и классическая тхеравадинская медитация, кажутся мне (может быть, в иллюзорной, дуалистической перспективе) прекрасным основанием для практики дзогчен, причем с них легче начать работу над собой.