Привратник открыл металлическую калитку, грубо покрашенную мерзкой зеленой краской. Сердце девушки предательски дрогнуло, она ступила вперед. Остановилась, оглянулась. На нее смотрели с плаца все инструкторы, а за их спинами возвращалась группа со стрельбища. У них больше не было ящика с патронами, все воспитанницы были страшно грязные, явно не один раз штурмовали Таити — так в простонародье именовалось неимоверно вонючее тренировочное болото. По слухам, туда ежегодно сваливали несколько тонн навоза и дерьма. На этой почве у многих развивалась нешуточная фобия: девочки боялись нечаянно хлебнуть этой мерзкой жижи и подцепить многометровых паразитов.
— Тебе чего, пинка не хватает? — поинтересовался Матвей.
— Прощай, — коротко ответила Лина и направилась к машине.
Водитель поспешно вышел, открыл багажник. Рассмотрев, что это довольно красивый молодой парень, не старше двадцати пяти лет, Лина несколько удивилась. Но и только. Она испытала эмоций не больше, чем при виде древнего Матвея. Бросив сумку в багажник, девушка открыла дверь, села на переднее сиденье. Водитель вернулся, занял свое место, посмотрел веселым, нагловатым взглядом:
— Ну что, красавица, едем или как?
— Поехали, — кивнула Лина.
Но едва водитель завел машину, в боковом окне выросла физиономия настоятельницы. Глядя на девушку своим знаменитым взглядом голодной анаконды, Мюллер покачала растопыренной ладонью, сделала зловещее движение, имитируя проталкивание столбообразной руки в тесное место, в конце совершила жутковатое хватательное движение и резко вытянула лапу наружу. Погрозив пальцем, она отчетливо произнесла:
— Помни! Без инструментов и наркоза!
— Поехали! — чуть не выкрикнула девушка.
Машина тронулась, оставив настоятельницу позади. Лина судорожно вздохнула, только сейчас поняв, что последние мгновения совершенно не дышала.
— Чего это она? — нервно поинтересовался водитель.
Лина осторожно посмотрела в зеркало заднего вида. Увидев, что ворота Монастыря скрылись из виду, девушка мгновенно успокоилась, небрежно ответила:
— Это наша уборщица. Она дурочка с рождения, еще в утробе матери менингитом переболела, та ее в роддоме бросила.
— А что это за странный жест рукой? Меня аж передернуло.
— Это у нее клептомания. Хотела у меня что-нибудь стырить, но не успела. Вот и показывает пантомиму, как это можно было сделать.
— Выгнать ее надо, — убежденно заявил водитель. — У меня от нее до сих пор мороз по коже. Такой взгляд только в зоопарке увидишь!
— Ничего. Работник из нее довольно хороший. Видел бы ты, как здорово она чистит унитазы.
— Меня Русланом звать, а тебя?
— Жаклин, — не моргнув глазом, ответила Лина.
— Неплохое имя!
— Это в честь моей героической прабабушки, — похвасталась практикантка. — Она француженка. В годы войны участвовала в Сопротивлении, заражала фашистов сифилисом. Видел бы ты, сколько у нее боевых наград — полк гитлеровцев из строя вывела!
Водитель замолк, потрясенно переваривая полученную информацию. Девушка расслабленно откинулась на спинку сидения, она только сейчас окончательно поняла, что действительно вырвалась за стены Монастыря и Мюллер со своими абортирующими жестами осталась далеко позади. Машина шла очень быстро, увеличивая разрыв с каждой секундой.
Свобода! Лине казалось, что здесь даже трава зеленее и небо ярче, ей захотелось рассмеяться и продолжать сыпать на водителя разные глупости. Мимо промелькнул явно нетрезвый мужчина, стоя на обочине, он, пошатываясь, мочился в придорожную канаву. Но даже это зрелище девушку ничуть не смутило. Она явственно чувствовала, как с нее осыпается шелуха строгих наставлений, в кокон которых ее заключали последние восемь лет.
— Первый раз от вас пассажирку везу, — сообщил Руслан. Видя, что девушка не реагирует, он поинтересовался — А этот калека, что на входе… Почему он такой недовольный? Даже близко меня не подпустил.
Лина не могла ответить правду, ведь, заглянув в калитку, водитель мог случайно увидеть зрелище, не слишком соответствующее вывеске у ворот — «Христианский женский центр благородного воспитания». Но молчать тоже не стала:
— Прости его, он сегодня в очень плохом настроении. Я уезжаю, вот и грустит. Мы с ним давние любовники.
Водитель поперхнулся, недоверчиво покосился на безмятежную девушку:
— Врешь! Ему же лет двести, да и калека!
— А деваться-то некуда! Он у нас единственный мужчина. Половина наших девчонок с ним спят, очередь расписана на месяц вперед.