— М, что за запах? — спросил я, когда вернулся.
— Блины, — ответила Зыбунина.
Пока мы вели светскую беседу с аборигеном, Катя успела забрать пакет и пойти готовить завтрак. Теперь на двух огромных чугунных сковородах она жарила блины. Запах стоял такой, что живот жалобно заурчал.
— Чайник ставь, — сказал я Рамилю. — И заваривай наши остатки. Надо экономить. А вечером в самом деле к этому Сергеичу сходим.
Румяная стопка росла на глазах. Катя как-то успевала еще смазывать блины маслом, проявляя чудеса ловкости.
— Давно я блинов не ела, — оказалась за столом Терлецкая.
— Ты возьмешь их из рук ведьмы? — с издевкой спросила Зыбунина.
Светка закусила губу, но ничего не ответила. Оно и понятно, быть гордой девушкой с принципами лучше всего на сытый желудок. Но мне было не до того, Рамик, которого еще Якут замечал на следопытстве за хороший глаз, придвинулся и зашептал на ухо.
— Стремный этот Борис какой-то.
— Чего стремного?
— Видел, усы у него? По бокам седые, а в середине желтые. Так бывает, когда человек много курит.
— Согласен. Курение — страшное преступление.
— Ты не понял, усы у него желтые, а ногти на пальцах нет. У меня картатай всю жизнь курит, я знаю, о чем говорю.
— Кто курит?
— Дедушка по-вашему.
— Ну, мне он тоже показался странным. С другой стороны, продуктов дал.
— Ты видел, как он на Светку смотрел?
— Ну, она девка красивая, — пожал плечами я.
В этот самый момент Катя пристально посмотрела на меня. Аккурат между переворачиванием блинов. Услышала наш шепот, что ли? Одно слово — ведьма.
Ели мы молча. Во-первых, и говорить особо не хотелось. Во-вторых, блины были действительно жуть какие вкусные. Я последний раз такие ел… постарался вспомнить и не смог. Дядя Коля больше готовил какие-нибудь омлеты-яичницы, ну, и мясные блюда. А блины делала лишь мама.
— Ладно, пойдем осмотримся, — сказал я, когда с завтраком было покончено.
— Вот так всегда, полчаса готовишь, сметают все за пять минут, — протянула Зыбунина.
— Спасибо, Екатерина, было очень вкусно, — неожиданно сказал Аганин.
— Да, спасибо, — добавил Куракин, вставая.
— Спасибо, — буркнул я, чувствуя, что краснею. Да, как-то неудобно получилось. Даже высокородные поблагодарили ведьму за завтрак, а я что-то лопухнулся.
— Куда пойдем? — спросил меня Рамиль, когда мы выбрались наружу.
На улице стало заметно лучше. Солнце уже поднялось, застенчиво нагревая землю. Мы были сытыми. На небе ни облачка. Казалось, живи и радуйся. Но нет же, надо ловить юдо.
— В лес пойдем. Там же водятся «волки», — сделал я пальцы кавычками. — Идем друг за другом, если кто что увидит, говорит.
Вообще, это можно было бы даже назвать приятной прогулкой. От деревни в лес вела одна единственная тропка, так что ошибиться мы попросту не могли. Вот только никаких конкретных ориентиров здесь не было. Ни места преступления, огороженных ленточкой, ни кровавых следов. Такое ощущение, что в МВДО ни ментовских сериалов по НТВ не смотрели, ни в третьего Ведьмака не играли.
Проплутав без особых успехов пару часов по лесу, мы выбрались к реке. Не бог весть какой, вброд можно перейти. Как там было, рыба-кит? Нет, в этом море таких млекопитающих точно не водилось.
— Ни фига мы тут не найдем, — жаловался Куракин. — Надо возвращаться в деревню и говорить с местными.
Я, в общем-то, был с ним согласен. И даже не хотел настаивать на своем только из-за того, что здравую мысль высказал Саша. Но что-то вроде внутреннего чутья говорило мне: «Здесь что-то есть».
— Пройдем немного вдоль реки, — сказал я.
Высокородный что-то пробубнил, но решительно ничего возражать не стал. То-то же. Аганин шагал молча, Терлецкая с самым отсутствующим видом разглядывала небо. Даже Зыбунина ушла в себя, разве что табличку не повесила: «Вернусь не скоро».
Один только Рамик зыркал по окрестностям, пытаясь увидеть хоть какую-то зацепку. Он первым и вскинул руку.
— Там! — уверенно сказал мой друг.
Я даже не сразу увидел, что именно «там». Зато спустя еще добрых метров пятьдесят почувствовал. Место, наполненное силой. Вроде лебяжьего оврага возле школы. Подойдя ближе, мы увидели довольно любопытную картину. Возле берега, чуть утопленное в воде, стояло дерево. Обгоревшее, расплющенное ровно посередине. Меж его корней виднелась воронка, закручивающая речной сор и частички земли. Меня аж пробрало.
— Молния попала в дерево, — констатировала «вернувшаяся» к нам Зыбунина.