– Что вы ко мне привязались? Мы тут в шашки играем, никого не трогаем…
– Да ты не думай себе, Вася, я не из милиции. Просто поговорить хотел, – как можно дружелюбнее ответил я, решив окончательно разобраться в старом деле.
Василий вполоборота повернулся ко мне и замер, словно задумчивый щегол.
– Скороварка моя не варит совсем, не могу я вести в таком состоянии разговор приватный, – после некоторого молчания выдал он.
– О чем речь? Сейчас сделаем!
Я отправился в ближайший магазин, и через пятнадцать минут мы уже сидели с Василием в расположенном рядом за забором садике в «Ресторане «Пеньки», как назвал это излюбленное местными алкашами местечко Василий, где я то и дело подливал ему в пластмассовый стаканчик «Империал», который он закусывал чебуреком. По ходу этого увеселительного мероприятия Василий поведал мне довольно необычную историю.
Из нее подтвердилось, что Василий, разойдясь с женой, стал сожительствовать с ее единственной подругой Александрой. Та держала продовольственный магазин и по роду своей работы любила заложить за воротник, правда, блюла меру, не в ущерб делу. Приучила к сему и сожителя Васю, но тот не обладал должной стойкостью характера – победила водка! – и он покатился под гору: потерял работу, дальше больше – стал вещи из дома таскать, за что был не раз нещадно бит Александрой и выдворен с жилплощади. В такие времена Василий жил и питался то с бомжами, то на кладбище с могил, пока у сожительницы не взыгрывало ретивое, и она снова запускала его в дом.
Но вот как-то раз после очередного избиения, когда Василий лишился двух передних зубов, он вспомнил про ключи, которые остались у него от прежнего места жительства, и стал тайком, тщательно хоронясь бывших соседей, пробираться к Марине в дом, когда та была на работе, и пользоваться ее съестными припасами. Правда, много не потреблял, чтобы не навести лишних подозрений на свою голову.
Но однажды…
– Сижу я на кухне, колбасу ем с хлебом, водой запиваю, чтобы чай сэкономить, – рассказывает Василий. – До прихода Марины еще часа два оставалось, как вдруг ключ загремел в замке. Заметался я туда-сюда, что делать, не знаю, колбаса в горле застряла, руки на груди сами сложились, как у покойника – Марина баба здоровая, сами видели – вмиг зашибет, а я фигурой некомплектно получился, слабоват физически, чтобы отпор дать, да я и муху-то обидеть не могу. Заходит, значит, она, скинула шлепанцы и прямиком на кухню двинула, сумку на стол поставила с продуктами – ей же тело свое бегемотное питать надо! А я сижу – ни жив ни мертв, уставился на нее и молю горячо Господа, чтобы превратил Он меня в букашечку малую, чтоб ослепла бывшая суженица, чтоб я сделался невидимым и еще черт-те что. Тем временем берет Марина со стола недоеденную мной колбасу, лоб наморщила.
«Странно, – сама себе говорит, – разве я утром колбасу ела? Да еще недокусанную на столе оставила… Склероз, что ли?»
На меня не смотрит, я думал, нарочно – щас как шмякнет кулачищем по скороварке – перепонки в ушах полопаются. Аж глаза зажмурил. Однако никто меня по голове не ударил, слышу только, как она в холодильник продукты складывает. Приоткрыл один глаз, смотрю – в комнату пошла, что-то там делает, понять ничего не могу – может, мировую хочет? Тут вижу, Марина совершенно раздетая прошла в ванную – пора бежать, думаю, но хоть одним глазком на нее, голенькую, перед тем решил глянуть, давно не видел, ведь охота – она пуще неволи, телеса-то у нее о-го-го, сами видели, от этого у меня в штанах всегда играет.
Подошел крадучись, выглянул из-за косяка – двери в ванной открыты были, – стоит себе под водичкой, играет титьками, на меня ноль внимания. К этому моменту я маленько отошел от испуга, даже озорство какое-то появилось, и тогда встал я в дверном проеме во весь рост, думаю себе, если что – успею слинять, до выхода два шага, а то она, может, сжалится, и тогда мы прямо тут в ванне… Но и на сей раз никакой реакции не последовало – вертится себе под душем, сквозь меня куда-то смотрит, будто меня и нет вовсе.
И тут меня осенило – не видит она меня в упор почему-то! А почему? Не знаю. И тут же подумал, что этим можно попользоваться. А пока решил смыться от греха подальше, потому что у меня в штанах тесно стало, я мог не выдержать искуса ее привлекательных форм и тогда бы все испортил.
И вот, с тех пор я стал пользоваться своим преимуществом, ходить к ней, как к себе, когда даже и в квартире застукает – ничего, все обходится. Выбрал себе место под кроватью, чтобы на меня не натыкалась, даже ночевать иногда оставался.