— Только не все забирайте, — пошутил поручик, — мне оставьте!
* * *За несколько дней батарея стала неузнаваемой. Старых насыпей и лафетов уже не было, место было очищено и подметено. В пороховом погребе уже возвышалась целая гора готовых ящиков.
Хотя работало сорок человек, но толкотни и шума не было — каждый знал свое место.
— Еще денька три, и, пожалуй, закончим, — сказал прапорщик Ахлупину.
Осмотрев батарею, Щеголев собрал солдат.
— Сейчас пойдем в крепость, ядра для пушек собирать. Кто из вас знает, где они там лежат?
Солдаты недоуменно смотрели друг на друга.
— Ну, хорошо, — решил прапорщик. — На месте увидим... Возов пока брать не будем, наготовим, тогда сразу и перевезем,
Поднялись по крутой горе, прошли мимо места для будущей Центральной батареи — там рос еще бурьян — и вошли в крепость.
Засыпанные мусором и камнями рвы, остатки стен, обвалившиеся своды — все представляло собой картину разрушения. Кругом кучи песку и камней, обломки кирпича.
— Где же склад? — поразился прапорщик. — Где тут ядра искать?
В углу крепостного двора играло несколько ребятишек лет по десять-двенадцать. Увидев офицера и солдат, все бросили игру, подбежали к ним.
— Здорово, орлы! — сказал Щеголев.
Ребята молчали, испуганно глядя на пришельцев и шмыгая грязными носами.
— Чего молчите? — спросил прапорщик и улыбнулся.
От его улыбки заулыбались и мальчишки; самый храбрый из них сказал:
— Мы играем, дяденька. Мы ничего...
— Во что же вы играете?
— В турку! — хором ответили ребятишки.
— В какую турку?
— А вот они, турки-нехристи стоят, — указали ребята на глиняные столбики. — Мы налепили их из глины и бьем... Воюем, значит.
— А-а! — догадался прапорщик. — И у вас война! А вы не видали ли ядер? Шары такие чугунные.
— Знаем, дяденька, знаем! Мы их катали, катали, да бросили — ноги отдавливают.
— А мне они не для катанья нужны, а для того чтобы в настоящих турок стрелять.
— А я тебя знаю! — раздался радостный голос малыша, стоявшего поодаль. — Мой дедка к тебе на Военный мол приходит.
— Какой дедка?
— Дед Осип.
— Вот как? Значит, Ахлупин твой дедушка? На батарее он у меня правая рука.
Малыш с гордостью поглядел на товарищей.
— А тут, ребята, вы мне помогите. И я в долгу не останусь. Кто мне ядро покажет, и оно будет нужной величины, тому я заплачу денежку. За каждое ядро по денежке. Идет?
Глазенки ребят загорелись.
— А ежели мы много тех ядров натаскаем, и тогда деньги дашь?
— Обязательно. Как ядро, так и денежка.
— Нет, дяденька, — рассудительно сказал маленький Ахлупин, — денег нам не надо. Ты на них лучше пушку купи. Дедка сказывал, что без денег турка нипочем не побить. А нам лучше пряников дашь.
— Идет! Вы мне ядра, а я вам пряников.
Мальчишки бросились в угол, где лежала куча кирпича, и стали быстро разбрасывать его. Солдаты кинулись им помогать. Скоро показались ступеньки.
— Что это такое? — удивился прапорщик.
— Не знаем, — отвечали ребята. — Только ядров тех здесь, говорят, много.
— Посмотрим. Только голыми руками тут много не сделаешь.
Прапорщик послал солдат на батарею за лопатами и кирками, а сам остался с ребятишками.
Солнце поднялось уже выше, становилось жарко.
— А где бы тут, ребята, водички попить?
— У нас можно, — отозвался курносый мальчуган лет девяти, весь усыпанный веснушками. — Мы туточки близко живем. Пойдемте.
Свернув за угол и пройдя среди куч мусора, прапорщик в изумлении остановился: перед ним оказалось какое-то сооружение — то ли землянка, то ли шалаш.
Вырытую в земле яму покрывали обломки досок и куски ржавого железа. Сбоку висели тряпки. В пыли копошились маленькие дети.
— Это что?
— А мы здесь живем, — ответил мальчик. — Я же говорил, что это близко.
— Как же вы тут живете? — вскричал прапорщик.
— А так вот и живем, батюшка барин, — сказала пожилая женщина, выбираясь из землянки и щуря глаза от дневного света. Ее изможденный вид поразил прапорщика.
Щеголев молча смотрел на нее. Видя его удивление, женщина усмехнулась.
— Удивляешься?.. Так вот и живем. Что же делать, когда лучшего нету... Муж-то мой раньше грузчиком работал, так чуток лучше жили, а с той поры, как надорвался — сюда перешли, землянку себе построили, вот и живем.
— А что теперь муж твой делает?
— Что же может делать надорванный... Пшеницу ворошит, больше ни к чему не способный... — Женщина закашлялась, тело ее сотрясалось, она рукой ухватилась за столб. — И я с ним работаю... Видишь, все нутро у нас пылища повыела...
Прапорщик вспомнил картину, виденную им при въезде в Одессу: маленький переулок, горы пшеницы, люди, стоящие в ней по колени, клубы густой пыли, поднимавшиеся от зерна, когда люди пересыпали его лопатами.